И. И. Кривой:
– Пробыв почти четыре года на фронте, я повидал много крови, смерти и разного рода разрушений, но они не шли ни в какое сравнение с теми последствиями, которые оставила атомная бомба. Когда я с эпицентра огляделся вокруг, то местность было не узнать. Вместо бывшего леса открылась панорама голой степи и высот. На удалении до 1200 метров местность была чистая – ни травы, ни пней, ни щепок, ни кочек. Все ровное, отливающее желтым песком. Далее белели изломы стволов и лежали поваленные деревья. До 600 метров местность была вспучена, на склонах высот, обращенных к эпицентру, во многих местах почва и грунт оборонительных сооружений оплавились. Танки, в том числе тяжелые, оплавились и как бы провалились, просели в землю, некоторые из них перевернуты кверху гусеницами, а сорванные с них башни лежат в десятках метров от корпусов. Танки, находившиеся в окопах полного профиля (по башню), были полностью накрыты землей… Траншеи, ходы сообщения и окопы засыпаны грунтом заподлицо с поверхностью земли. Выходы из убежищ и других прочных инженерных сооружений завалены грунтом.
А вот свидетельство человека, находившегося в 30 километрах от эпицентра взрыва, но в полной мере ощутившего на себе его мощь. Анатолий Васильевич Алпатов в 1989-м, когда мы с ним беседовали, был председателем Тоцкого районного комитета народного контроля, а в сентябре 1954-го учился в Сорочинском ветеринарном техникуме и жил в Кирсановке (19 километров на юго-восток от эпицентра).
– Мы были в Сорочинске, в ветлечебнице, на практике, – вспоминает он. – В корпуса техникума завезли жен и детей офицеров из военного городка. День был солнечный, мы все глаза проглядели, смотрели в сторону полигона. Первое – вспышка! Солнце затмило. Через железную дорогу от ветстанции старый элеватор. Его так тряхануло – стоит весь в пыли, и голуби вокруг тучей. У кузницы стекла с рамами вылетели, у нашего техникума тоже. Стеклами порезало эвакуированных. Ну, думаю, если тут такое, то моей Кирсановке крык. Распустили нас, я на попутке доехал до села, а там ничего, все стоит. За пятнадцать минут до взрыва пришел офицер, родителям скомандовал: «По укрытиям!» А окопы в Кирсановке заранее отрыли в полный рост. Люди там одеялами накрылись и сидели. Тряхануло сильно. Вылезать боялись, пока офицер опять не пришел.
Жительница Сорочинска, участница Великой Отечественной войны Юлия Григорьевна Сапрыкина, вспоминала о том дне спустя три с половиной десятка лет, как будто все было вчера:
– Наш Сорочинск не предупреждали. Так, неофициально слышали, что будут испытывать бомбу в Тоцком… Это было примерно в 10 часов утра. Я, учитель, проводила урок со вторым классом. Классные окна выходили на противоположную сторону от Тоцкого. Вдруг сильный свет в окна! За этим такой страшный гром, что мне показалось, обрушился потолок, так сильно ударило взрывной волной по голове. Я думала, началась бомбежка. Детям крикнула: «Ложись!» Самой сейчас смешно – к чему? Это инстинкт, ведь я прошла фронт. По лестнице со второго этажа бежали ученики во двор. Всех отпустили домой. В воздухе гудели самолеты. На душе неприятно. Пришла домой – дом коммунальный, двухэтажный – окна раскрылись, стекла разбились. Печь лопнула, абажур упал, цветы все на полу. И пыль. По радио сообщили, чтобы шли в укрытие, а где оно?
Свидетельство Ю. Г. Сапрыкиной рождает много вопросов. Разве военные, зная рельеф местности, не понимали, что Сорочинску угрожает взрывная волна, а затем и радиация? Ведь город стоит на реке Самаре – по ее руслу и прошла взрывная волна, основательно тряхнувшая Сорочинск. И как символ нашей постоянной показухи тех лет – призывы по радио идти в несуществующие укрытия.
Воспоминания Г. В. Теркиной, другой жительницы Сорочинска, только подтверждают предположение: городу повезло, что бомба потянула всего на 40 килотонн. Будь она хоть немного помощней, разрушений бы райцентру не избежать.
– Я прекрасно помню день взрыва, панику людей в Сорочинске, – писала Галина Васильевна Теркина спустя сорок три года после учений. – Нас, детей восьми и пятнадцати лет, родители закрыли утром в квартире на втором этаже. Мать, учительница школы № 1, была на уроках. Внезапный удар, мощный и грозный, выбил стекла, ветхую раму в коммунальной квартире, опрокинуло с силой нас на пол, затем раздался гром небесный. По квартире полетели хлопья сажи из печи, взметнулась густая пыль, будто дом встряхнули, как пыльный ковер (ударной волной выбило пыль из всех щелей дома, обшитого доской по второму этажу). Ужас объял нас, детей. Мы порезали руки и тряслись от страха, стали стучать в стены соседям. Добрые соседи, сами белые от страха, слыша крики детей, через двери успокаивали нас. Вскоре прибежала взволнованная мать, и мы, плача, выбежали на улицу. Люди толпились вокруг, смотря на «тучу», ничего не понимая. Вскоре в поликлинику Сорочинска стали подвозить на грузовых машинах солдат с повязками на глазах. Все боялись что-то говорить, спрашивать или обсуждать. Кроме того, всем грозно было приказано на работе «молчать об этом».