– В том числе было у нас там три литра спирта, – вспоминал Леонид Петрович. – Подписку о неразглашении тайны на 25 лет с нас взяли. И опять ничего не говорят, какие там будут испытания. Ну ладно, выехали мы в хозяйства с двумя молодыми фельдшерами. А я два года до техникума проработал главным ветеринарным врачом района и хорошо знал этих ребят, на них можно было положиться. Вот с ними и отбирали животных.
Заплатили колхозам за изъятую скотину или нет, Леонид Петрович не знает. Но предполагает, что была договоренность через райисполком и райком партии, потому что председатели колхозов не возмущались. Наоборот – не только позволили Погребному и его помощникам самим отобрать клинически здоровых животных, в основном, как было приказано, двухлеток, но и велели своим зоотехникам помочь в выборе. Собранный для военно-научных целей скот отвезли в Лагеря – Тоцкое-2, на полигон.
– Там уже были подготовлены расстановочные места, – рассказывал Леонид Петрович. – Лошадей мы разместили в основном под навесом из бетонных плит толщиной сантиметров 20, врытых в землю буквой П, крупный рогатый скот – под покрытием из толстых свай, потом было дощатое и плетневое покрытие, а потом и совсем открытое место, но с ячейками, чтобы поместить животных. Все это, начиная с бетонных укрытий, находившихся, как мы после подсчитали, метрах в 600–700 от эпицентра взрыва, последовательно располагалось на все большем удалении. А свиней и овец мы размещали, кроме того, в танках и самолетах.
Лишь позже Леонид Погребной узнал: кроме его биологической группы, подчиненной майору медицинской службы и работавшей с животными восточней эпицентра, была еще одна, занимавшаяся тем же, только западней точки сброса «изделия». Леонид Петрович даже нашел своего «западного» коллегу – тоже ветеринара, но кадрового военного (увы, скончавшегося полтора десятка лет назад). Тот сказал, что их курировали специалисты чуть ли не из Московской ветеринарной академии имени Скрябина.
Когда расстановка животных была закончена – крупный скот привязали, мелкий оставили в загонах, – команда Погребного расположилась примерно в шести километрах восточнее эпицентра взрыва, ближе к Сорочинску.
– Траншеи у всех были метр восемьдесят глубиной, а у нас – двухметровой глубины, – вспоминает Леонид Петрович. – Утром 14 сентября в ожидании объявления тревоги наш майор успокаивает нас, а сам то побелеет, то покраснеет, то побелеет, то покраснеет… И говорит: «Эх, сейчас бы выпить!» Я отвечаю: «Товарищ майор, а у меня в аптечке три литра спирта». – «Да ты что, лейтенант?! Пойдем выпьем». А я тогда не пил и не знал, как вообще спирт пьют. Мы с ним отошли в кусты – посадка там росла, сухой паек у нас был, баклажка с водой. Противогазы сняли и, верите, осушили почти бутылку. Конечно, он больше, я – меньше, но почти пол-литра спирта – и ни в одном глазу! Такое напряжение было… Потом объявили тревогу, мы залегли – с закрытыми глазами, в противогазах с защитными стеклами, в плащ-накидках. И при этом при всем мы видели отсвет. А потом стало так жарко – невозможно! Мы все мокрые стали там, на дне траншеи. И после тряхануло, как землетрясение! Стенки траншеи сдвинулись, и нас полностью засыпало. Мы уже прощались с жизнью – кто нас там откопает? Но на счастье, один из наших, Коля-туляк, в момент взрыва поднял голову поправить пилотку, поэтому успел принять вертикальное положение и выбрался на поверхность. Потом одного откопал, вместе с ним – другого, третьего. Я оказался пятым, а майор аж самым последним, девятым. Мы Колю с тех пор так и звали – нашим спасителем…
После возвращения почти с того света грех было не отметить второе рождение. Тем более что выпить предложил сам майор, который лучше своих подчиненных понимал, что им всем грозило и какой опасности они избежали. Теперь биологической группе «Восточных» предстояло завершить выполнение поставленной задачи. Откопавшись, ветеринары проследили движение облака, в которое превратилась шляпка атомного гриба. А облако это приближалось к их полузасыпанной траншее.
– Майор дает нам команду: «На машину», – продолжал рассказ Леонид Петрович. – У нас была крытая машина, «Студебеккер», по-моему. И мы отъехали в сторону Сорочинска километра на четыре. Облако прошло стороной, пошло на северо-восток, и больше мы не стали отъезжать. Ближе к вечеру нас допустили к животным. Задача была – животных вывезти. Шли мы туда как по битому стеклу – такая температура была, что песок расплавился и эта корка ломалась у нас под ногами. Крылья у самолетов поплавились, башни с танков сорвало и отбросило на 500–600 метров к северо-востоку…