И. И. Кривой, попав в район эпицентра, наблюдал жуткую сцену:
– Я обратил внимание на двух лошадей, которых за веревки на шеях медленно вели солдаты. Одна лошадь была белая, а вторая черная. Обе они находились в двух километрах от эпицентра в момент взрыва атомной бомбы. У обеих лошадей были выбиты глаза. Но белая лошадь чувствовала себя сравнительно лучше, и поражений у нее было меньше, чем у черной. Двигалась она нормальным шагом. Ожогов у нее было мало. А вот черная лошадь превратилась почти в сплошной струп. Двигалась она мелкими шажками, а если пыталась сделать шаг пошире, струпья лопались и из трещин хлестала кровь…
Л. П. Погребной:
– Мы начали подбирать животных. Лошади, которые были под бетонным укрытием, вроде как подпарились, будто кто-то их кипятком ошпарил. Потом уже мы обнаружили и ожог верхних дыхательных путей у них. У других животных ожоги были страшные, они просто обгорели. От тех, кто находился под плетнем и на открытой местности, остался один пепел. А там, где они стояли в сваечных и дощатых укрытиях, мы обнаружили почему-то только копыта и концы хвостов. Даже рогов не нашли. Свиньи, овцы, кролики в клетках, которых мы оставляли в технике, просто истлели, испеклись. После взрыва температура внутри была настолько высокая, что от них оставалась костная основа, а остальные ткани словно мумифицировались. Животных, что остались живы, в основном лошадей и крупный рогатый скот, мы собрали, и специальная эвакуационная команда их отправила спецрейсом. А куда уж повезли, я не знаю…
Очевидцы помнят, что останки подопытных коров, лошадей, коз, свиней, овец свозили за станцию Тоцкую. Там был скотомогильник, так называемая яма Беккари, глубиной метров шесть. Туда и сваливали безответных жертв атомного эксперимента, обливали бензином и сжигали.
Лабораторных анализов команда Погребного не делала. В ее задачу входили только отбор, расстановка и удаление животных. Леонид Петрович говорит, что исследованиями занималась особая группа. А рядовым участникам учений даже записи какие-либо делать запрещалось. Режим секретности был настолько строгим, что семья Леонида Погребного не догадывалась и его жена не знала, где он находился в те сентябрьские дни. Директор Сорочинского ветеринарного техникума отвечал педагогам, интересовавшимся, куда подевался завуч, что отправил его проверять, как проходят практику студенты-четверокурсники.
На всех без исключения очевидцев Тоцких учений наибольшее впечатление произвели именно несчастные подопытные животные, обреченные в большинстве своем на страдания и смерть. О своих страданиях люди задумались гораздо позже…
Через год у одного из помощников Погребного, ветфельдшера Анатолия Викулова, никогда не курившего, нашли рак легких. Спустя года полтора от рака печени и поджелудочной железы умер еще один член биологической команды. Третьим ушел из жизни капитан Дурнобрагов, заместитель райвоенкома, попавший в команду в качестве как бы замполита.
Да и о себе, о своем потомстве Леонид Петрович говорил с горечью. В 1957 году у него родилась вторая дочь. Девочка появилась на свет с врожденной мигренью, и медики сказали отцу: мутагенные реакции.
– Я сам биолог, знаю, что это такое, – кивал он. – А в 1996-м у меня случилась такая страшная аритмия, что пришлось останавливать сердце и запускать его заново. Операцию проводил мой студент (я пять лет преподавал в медакадемии) Лев Викторович Лебедянский. Дело это опасное, критический порог – пять минут, потом наступает омертвение мозга и клиническая смерть. Вкололи мне наркоз внутривенно, и я провалился. Конечно, галлюцинации были, по трубе я летел к свету, а сам думал: «Хотелось бы остаться». Открываю глаза и вижу: окно реанимации и пять врачей вокруг стоят, в том числе мой ученик. Это уж потом мне сказали, что я «отсутствовал» четыре с половиной минуты – чуть порог не переступил…
Ветерану Тоцких учений Леониду Погребному, как и другим «атомным солдатам», государство доплачивало в 2010-м по две с половиной тысячи рублей в месяц.
Сопротивление материала
К лету 1990 года рамки дозволенного цензурой в СССР раздвинулись настолько широко, что мне показалось, будто и тоцкую тему я сумею пробить в нашей областной молодежке. Такая уверенность объяснялась тем, что обком ВЛКСМ, чьим органом была газета «Комсомольское племя», в апреле 1990 года переименованная по воле читателей в «Новое поколение», возглавлял Владимир Елагин. Человек в хорошем смысле слова либеральных взглядов, на газету он не давил, в отличие от «большого брата» из обкома КПСС. Кроме того, областным управлением по охране государственных тайн в печати руководил Виктор Филиппович Наточий, добрейшей души человек, старавшийся охранить гостайны и при этом не кромсать до неузнаваемости наши статьи. Чтобы стало понятно, каким человеком был Виктор Филиппович, ныне уже покойный, следует сказать, что позже он работал в комитете по культуре администрации области, выступал как театральный критик, получил губернаторскую премию «Оренбургская лира» за книгу об Оренбургском театре музкомедии.