Неудивительно, что офицер не боялся получить опасную дозу радиации (хотя в подобном его молодечестве и мало пользы для здоровья), ведь главная опасность взрыва теперь таилась в шляпке атомного гриба, ставшей радиоактивным облаком.
Куда именно пошло это облако? Где искать его следы? Как определить, заражена ли оренбургская земля и в какой степени? На эти и многие другие вопросы долгих три с половиной десятилетия никто не давал людям ответа. Да и задавать такие вопросы в годы советской власти было попросту нельзя.
20 октября 1990 года мне, уже как автору статей о проблеме последствий событий сентября 1954 года, довелось побывать в Ленинграде, на второй конференции Комитета ветеранов подразделений особого риска. Его, этот комитет, напомню, создал и пробил в тогдашних партийно-правительственных верхах Владимир Яковлевич Бенцианов, участник Тоцких учений.
На конференции я впервые получил точный ответ на вопрос, куда же полетело радиоактивное облако – шляпка Тоцкого атомного гриба. Рассказал мне об этом Б. А. Федотов, выполнявший, будучи в 1954 году младшим сержантом срочной службы, особое задание командования. Служил он в Москве, в полку связи, бывал на разных испытаниях. Когда его вызвали в штаб для получения приказа, сказали: «Если боишься – откажись». «Нет, – ответил младший сержант Федотов, – я солдат». И его отправили в Тоцкое проводить дозиметрию следа атомного облака. Подписку о неразглашении этой военной сверхтайны с него взяли даже дважды – и в Москве, и в Тоцком.
Рассказывает Борис Алексеевич Федотов:
– В день взрыва позавтракали в шесть утра, заехали на нашем ГАЗ-69 с водителем Иваном Беловым за старшим лейтенантом – и на аэродром. Машина наша стояла рядом с вертолетом. Если бы облако пошло не по прогнозу, вертолет должен был нас взять и вместе с машиной высадить где надо… Дали команду: как получим сигнал «Лед идет», радио – только на прием. Закоптили стекло, чтобы взрыв смотреть. Офицер спрашивает: «Хочешь почувствовать? Стань здесь, на бугре». Он бывал на Семипалатинском полигоне, знал, как это бывает. Летят бомбардировщик Ту-4 и пять истребителей. На втором круге бросили. Через стекло – всплеск, как молния сверху вниз. Лицо обожгло, словно ветром с костра, уши сдавило, страшный грохот, толкнуло туда и обратно. Отнял стекло: шар, а в нем все вращается, и два колечка от него быстро-быстро вверх и вниз. Огонь появился, ножка опустилась. А на горизонте все горит… Через час-полтора получили приказ идти за облаком. Не доезжая примерно четырех километров до эпицентра, развернулись и поехали вслед за облаком. У нас было два прибора – со шкалой ниже одного рентгена и выше одного рентгена. Первый прибор сразу зашкалило. Второй вскоре показал 20 рентген. Старший лейтенант говорит: «Наденем противогазы». Идет он по земле – и 20, и 30 рентген есть. Пятачками. Где максимальная радиация, брали образцы почвы и воды, а данные шифровали и передавали в штаб: «"Копье", я – "Калибр", для вас срочное радио».
Примерно о том же говорит и участник Тоцких учений А. М. Антонов:
– Слышали от дозиметристов, что им выдали приборы перед взрывом. У одного офицера была какая-то своя аппаратура. Во время учений показания всех дозиметров были нормальными – видимо, они были отградуированы на определенную крайность, – а у того офицера аппаратуру зашкалило. Как он испугался, когда понял, что солдат это увидел! Вечером водку приносил, все просил, чтобы солдат никому ничего не говорил…
– Километров 350 проехали в первый день, – продолжает Б. А. Федотов. – Ехали левее (то есть севернее. – В. М.) железной дороги, движение на ней тогда было остановлено… На второй день зигзаги делали уже по 10 километров – облако рассеивалось. Земля была заражена пятачками – то меньше одного рентгена, то вдруг 50…