— Может, ты расскажешь про себя, — предложил я.
Она посмотрела на меня.
— Ладно, — сказала она. — Я, например, очень любила свою бабушку.
Я постарался придать своему лицу беспечное выражение, однако внутренне напрягся. Тут вдруг я понял: что-то в сказанном ею резануло мое ухо. Кажется, это было слово «любила»…
— Она умерла, — ответила на мой немой вопрос Кира.
Вот это да! Как же так? Дедушкина Любушка…
— Я называла ее в детстве Ба Лю, мне казалось очень долгим произносить «бабушка Люба»… — продолжала Кира. — А еще это мне напоминало слово «балует», которое часто употребляли взрослые, подразумевая, что бабушка слишком часто балует меня. Она была человеком исключительной доброты и всегда стремилась всем помочь.
— Знаешь, что больше всего меня поражало в бабушке? — снова заговорила она после того, как я выразил свои соболезнования. — Она всю жизнь любила какого-то человека… Ба Лю рассказала мне об этом очень поздно, когда я была уже взрослой, и это был наш общий секрет. Я помню, что сначала меня это очень задело, потому что я подумала: а как же дед? Потом я начала сомневаться в том, возможно ли так всю жизнь любить одного человека. И наконец, стала восхищаться бабушкой. Они встретились с ним в ранней молодости и очень любили друг друга, однако потом пути их разошлись. Но эта любовь осталась у бабушки единственно настоящей. Она так и не смогла забыть этого человека.
— «Старая любовь не забывается…», это, кажется, сказал Петроний в своем «Сатириконе», — ответил ей я. — Его мне процитировал дед во время нашего с ним разговора.
— У тебя не было такого чувства, что, когда ты смотришься в одни зеркала, ты себе нравишься, а когда в другие — то нет? — Мы с Кирой собирались в гости к ее знакомым рэпперам, и она перебегала из комнаты в прихожую, сравнивая свои отражения. В Кире, как и в ее любимом музыкальном стиле R’n’B, сочетались нежность и грубость, диалектика полуженского-полумужского… Она являла собой образ неоформившейся девочки-подростка, у которой в теле сплошные намеки на ту шикарную женщину, в которую скоро эта девочка превратится. Однако именно это и делало ее такой сексуально притягательной… Разгадывать намеки было истинным удовольствием, особенно для такого искушенного гурмана, как я.
— Там не будет ни фейсконтроля, ни дресс-кода, — объявила мне она. — Каждый одевается как хочет. Так что можешь чувствовать себя совершенно свободно. — Кира заказывала одежду из магазина «Funky Street» в Москве, это был бутик одежды в стиле хип-хоп. Она покупала там одежду марок J. Lo, Rocawear, Take Two, Akademiks и каких-то там еще дизайнеров. Быть фанатом R’n’B обязывало красиво и стильно одеваться.
Наверное, нельзя было подобрать худшего момента для того, что я собирался ей сказать, но я хотел побыстрее с этим покончить. Предложу ей сейчас руку и сердце, все равно она скажет, что подумает, и это затянется надолго. Поэтому я вытащил приготовленное мною кольцо и протянул ей:
— Не хочешь добавить еще один модный аксессуар к сегодняшнему наряду?
Она замерла, поправляя волосы, и уставилась на коробку в зеркало.
— В смысле? — после минутного замешательства спросила она.
— В смысле — ты выйдешь за меня замуж? — произнес я наконец эти слова.
После того как я это сказал, она опять беззаботно стала поправлять прическу, как будто подозревала, что я скажу что-то более страшное, и тут вдруг успокоилась.
— Нет, — наконец сказала она и ушла на кухню.
— В смысле? — пошел я вслед за ней, ничуть не удивившись, но решив бороться до конца. Меня даже охватил спортивный азарт.
Предлагая Кире выйти за меня замуж, я опустил одну существенную деталь: то, что мы должны будем прожить в браке всего год, как просил меня дед через Стаса. В принципе к тому времени я был не против пожить с Кирой, но понимал, что мое увлечение ею, каким бы чудесным и необычным оно ни казалось мне в тот момент, может когда-то кончиться, и я вновь захочу глотнуть свободы. Тогда я подведу черту и как-нибудь постараюсь помягче объяснить Кире, что наш брак потерпел полное фиаско, и что мы совершенно друг другу не подходим, и нам нужно расстаться, потому что вместе нам хуже, чем врозь. Однако я не мог сказать ей о своих тайных планах, когда делал предложение. Не говорить же девушке, что ты собираешься жениться на ней на год. Равносильно самоубийству. Это был очередной обман, при котором я опять почувствовал уже знакомые мне легкие колики в животе. Но назад пути уже не было.