Глава 13. Это было жестко…
Безнаказанность. Как много яркого и притягательного в этом слове. Когда мы чувствуем хотя бы малейший запах такого понятия, мы сразу же превращаемся в обезумевших псов, которых приманили сахарной косточкой.
Мы готовы переступать через себя, рушить собственный мир и мир вокруг нас. Мы готовы плевать на принципы, нормы морали и нравственности. Мы готовы даже повернуть эволюцию вспять, превратившись в одноклеточных инфузорий.
Главное, чтобы это было полностью безнаказанным. И лишь когда призрак возмездия нависает над нами мечом Дамокла, к нам в голову приходит странная, до боли незнакомая мысль.
Какого черта?? Какого черта я творю! В ужасе восклицание мы. Но подчас бывает слишком поздно. Поздно что-либо менять. Как Раскольникову было поздно хвататься за Библию, отправляясь на свою злополучную каторгу.
Конечно, Вероника была далеко не Раскольниковым. И прогуливаться с топором по чужим квартирам ей пока не довелось. Но все же, после того напряженного разговора с матерью под стрекотание кузнечиков и запах цветов, она стала чувствовать себя крайне неловко.
Настолько неловко, насколько ощущает себя бабка с бидонами молока, переходящая ручей по шаткой дощечке. Конечно, такая старуха ничем не рискует, кроме небольшого купания и потери молочной продукции. Но даже такой риск по сравнению с нулевым риском является чем-то устрашающим.
Нет, не стоит думать, что Виктория Павловна продолжала сыпать в адрес своей дочери угрозами. Следующие два дня после беседы в саду она так и не упомянула про учебу, отца, свои внутренние догадки. Но ее взгляд! Он явно поменялся, с твердо укорительного на обвинительно-подозрительный.
Ника прекрасно понимала, что подобная метаморфоза произошла не случайно. Гнев ее мамы должен рано или поздно вырваться на волю. Тогда есть колоссальный риск того, что женщина узнает все про летние приключения дочери. И тогда Нику могут ожидать самые страшные последствия, от тотального контроля и домашнего ареста, до изгнания из дома и настоящего отречения от семьи.
А как она хотела!? Практически два месяца подряд трахаться до потертостей между ног с мужчиной, который годится ей в отцы. Делать все это у себя дома. Не обременять его, в общем как и себя, хотя бы какими-то обязательствами. И при этом не получить даже банального упрека!
Где вы вообще видели такое? В пропитанных «травкой» кварталах Амстердама, где через каждый дом расположены улицы красных фонарей? Ну, уж нет. Даже в тех толерантных краях такое поведение вряд ли бы снискало должное одобрение.
А хотя постойте! Разве все ее ровесницы ведут себя более пристойно? Смирнова в свои двадцать беременна уже в третий раз. Причем слова «ЗАГС», «Отношения», «Свадьба» также чужды для нее, как Айфон для аборигена.
Таня Обидская с параллельного вообще трахается с дядей своей старой подруги, позволяя ему бурно кончать в свой растянутый зад. Но он же катает ее на убитой Ауди… Это, конечно же, всё объясняет.
Степанцева предпочитает секс в туалетах баров и клубов. Ну что в этом такого… У нее нет своей хаты. А гонять на квартиры к парням не совсем прилично. Так что ее совесть вполне себе чистая.
Девки из общаги вообще устраивают ночные коктейли. Знаете рецепт таких «коктейлей»? Они протаскивают в свои комнаты таких же «общажных» парней и смешиваются в жарких постельных утехах, как настоящие ингредиенты коктейля в руках опытного бармена.
Правда все это происходит слегка хаотично. Так что здесь тоже нет ничего ужасающего. Главное, это потом знать хоть примерное имя того, от кого ты получила залет или неприятную болячку, в случае неудачной «коктейльной вечеринки».
О, сколько таких грязных подробностей из жизни студенток своего ВУЗа держала в голове Ника! Как сильно ей еще недавно хотелось оказаться героиней какого-нибудь аналогичного похождения. Хотя, конечно, это все было тщательно скрыто даже от ее собственного разума.
Но все же, теперь она сполна получила желаемое. И что? Как тысячи подобных отвязных девчонок по всей стране ее ожидает неминуемая расплата. В том или ином направлении, в той или иной ипостаси. Но избежать этого уже не получится.
Тем более что мать несколько раз переспрашивала сегодня, когда именно придет Виктор Борисович. После чего она многозначительно заявила, что рада. Но вряд ли такая радость означала действительно нечто приятное.
Вероника, не скрывая волнения, ожидала надвигающейся бури. Как минимум, она ждала подобия полицейской очной ставки, при которой ей вместе с преподавателем придется каким-то образом оправдываться перед лицом правосудия в виде Виктории Павловны.