Выбрать главу

Об отношении Нордман к Репину рассказала В. В. Веревкина в своих воспоминаниях:

«Второстепенная писательница, выступавшая в печати под псевдонимом Северова, она оставила во мне хорошее впечатление. Я спрашивала себя, есть ли в ее душе непосредственное чувство к стареющему Илье Ефимовичу, или ею всецело владело тщеславное желание соединить свою тусклую жизнь немолодой девушки с крупным человеком, когда она порвала со своей семьей и открыто сошлась с ним. Маленькая женская черта ответила на мое любопытство: под светской ко мне приветливостью Натальи Борисовны проскальзывало желание уловить характер моих старых отношений и долголетней переписки с Ильей Ефимовичем. В этом осторожном выпытывании чувствовалась самая острая ревность — ревность к прошлому, говорившая о непосредственном чувстве к Репину; я думаю, что его жизнь украсилась этим чувством».

В «Пенатах» уже был налаженный уклад жизни, и Репин подчинился ему, оставляя неприкосновенными лишь часы своей работы в мастерской.

С этих пор жизнь художника наполнилась массой ненужных мелочей, засорявших мозг и душу.

Нордман была одержима идеей самосовершенствования на почве вегетарианства, самообслуживания, раскрепощения прислуги и благотворительности. Эта идея служила другой, главной — быть на виду, не потеряться в тени славы великого человека.

Каждую среду в «Пенаты» приезжали гости. Это был широкий круг петербургской и московской интеллигенции — писатели, художники, ученые, музыканты. Их всех привлекал Репин.

Много раз описывались смехотворные подробности быта «Пенат». Всюду висели объявления, плакаты, которые призывали гостей заниматься самообслуживанием, вроде: «Не ждите прислуги, ее нет», «Все делайте сами», «Дверь заперта».

Гость читал: «Ударяйте в гонг, входите и раздевайтесь в передней». Исполнив это предписание, гость наталкивался на следующее объявление: «Идите прямо» — и оказывался в столовой со знаменитым круглым столом, на котором вертелся круг, заменяющий, по мысли хозяйки, обслуживание прислуги. Здесь на особых полочках были положены разные яства, а в ящики складывалась грязная посуда.

По очереди за столом разливали суп разные люди, на кого выпадет жребий. Не умеющего сладить с этой сложной обязанностью штрафовали, заставляли тут же экспромтом произносить речь, обязательно с присутствием какой-нибудь интересной идеи.

Можно один раз разыграть для смеха такую комедию. Но когда спектакль продолжается всю жизнь, он прискучивает. Тем более, что все эти барские причуды Нордман были проявлением лицемерия, ханжества. Прислуга в доме жила, не могли же все эти многочисленные блюда, приготовленные из сена, и котлеты из овощей появиться на столе по мановению руки хозяйки «Пенат», и не она сама после разъезда гостей мыла посуду. Все это делала прислуга, и только внешне дело изображалось так, что обходились без посторонней помощи.

Репин как будто покорно подчинялся этим забавам, они даже вначале развлекали его. Друзья с опаской поглядывали, на сколько хватит этого нетерпеливого человека.

А Нордман тем временем выпускала поваренную книгу для голодающих, в которой давала советы, как питаться блюдами из разных сушеных трав и как приготовлять вкусные печения из подорожника с прибавлением грецких орехов, миндаля и ванили.

Тем временем закупались дорогие французские вина, которые хозяйка «Пенат» провозгласила «жизненным элексиром» и «солнечной энергией» — она прибегала теперь к ним снова довольно неумеренно. Запасались дорогие яства, которые подавались к столу вперемежку с пресловутым сеном.

По воскресеньям эта эксцентричная женщина устраивала вечера для окрестной прислуги. А по средам донимала гостей своими разговорами о пользе самообслуживания и товарищеского обращения с кухарками.

Все это было крикливо, докучливо и бесконечно однообразно. Однако впоследствии Нордман не только в книгах проповедовала свои высокие идеи. Долго еще после ее смерти на стенах и заборах в Куоккале оставались обрывки объявлений, извещавших о предстоящей лекции. Она выезжала также в другие города и читала там лекции о вреде мяса и пользе сена.

Репин терпел. Но когда он приезжал в Питер к своим друзьям Антокольским, то с удовольствием вгрызался там в хорошо зажаренный бифштекс, прося только не рассказывать Наталье Борисовне об этом своем «падении».

Враждебности репинской семьи Нордман противопоставила в «Пенатах» культ Репина. Она при жизни превратила его в живые мощи и повесила ему славу на шею как тяжелые вериги. Этим ей в значительной мере удалось подчинить себе Илью Ефимовича.