Для актера, т. е. для пластического изображения типа, да еще такого, как Иван Грозный, всего прочитанного в книгах было недостаточно, и вот где воскликнул я великое спасибо Илье Ефимовичу Репину. Я увидел его Грозного с сыном в Третьяковской галерее. Совершенно подавленный ушел я из галереи. Какая силища, какая мощь! И хотя эпизод убийства сына не входил в играемую мною роль, однако душа Грозного (несмотря на все зверства, им творимые), как мне именно и хотелось, представлена была душой человеческой, т. е. под толщею деспотизма и зверства, там где-то, далеко-далеко в глубине, я увидел теплющуюся искру любви и теплоты.
Вскоре я лично познакомился с этим огромным художником и с радостью убедился, что Репин и не мог написать никакого владыку-тирана — иначе, как с человеческой душой, потому что сам он, этот дорогой нам всем маэстро, — человек огромной души и сердца, полного любви к людям. Считаю себя счастливцем жить вместе в одно время с дорогим Ильей Ефимовичем и горжусь принадлежать к его эпохе».
В. М. Гаршин
«Как мне жаль, что тебя здесь нет… В каком бы восторге ты был теперь, увидев «Ивана Грозного». Да, такой картины у нас еще не было, ни у Репина, ни у кого другого, — и я желал бы осмотреть все европейские галереи для того только, чтобы сказать то же про Европу. Представь себе Грозного, с которого соскочил царь, владыка, — ничего этого нет: перед тобой выбитый из седла зверь, который под влиянием страшного удара на минуту стал человеком. Я рад, что живу в то время, когда живет Илья Ефимович Репин. У меня нет похвалы для этой картины, которая была бы ее достойна».
И. Э. Грабарь
«Картина не есть протокол хирургической операции, и если художнику, для его концепции было нужно данное количество крови и нужна именно эта бледность лица умирающего, а не обычное, нормального цвета лицо, как это должно быть в первые минуты после ранения, то он тысячу раз прав, что грешит против физиологии, ибо это грехи шекспировских трагедий, грехи внешние, при глубочайшей внутренней правде. Но ошибок формальных, ошибок в рисунке у него нет. Обе фигуры нарисованы безупречно, несмотря на всю трудность ракурса тела царевича. Репин своим творчеством раздвинул все пределы изобразительных возможностей, на которых он застал искусство. Он показал, что считавшееся недоступным для живописи и выполнимое только средствами художественной литературы стало полностью подвластно и средствам изобразительного искусства.
…Только такой богатырь, как Репин, мог рискнуть написать картину на подобную тему и смог выйти победителем из этого неравного поединка с самой природой живописи».
Восьмидесятые годы были самыми плодотворными в жизни Репина. За это великое для художника десятилетие он создал столько крупнейших произведений, что сейчас это кажется неправдоподобным, непосильным для одного человека. И тем не менее эти картины создавались одна за другой: «Не ждали» писалась вместе с «Отказом от исповеди», а «Иван Грозный» был написан почти одновременно с ними. В это время в мастерской работались картины «Запорожцы», «Арест пропагандиста» и много портретов.
Картины пользовались успехом, принесли много заслуженной радости, но причинили и много горя. Особенно «Иван Грозный»…
Эта нечеловеческая, невероятная по неотразимости впечатления картина взяла у художника столько душевных сил, что они могли восполниться только годами успеха и поддержки. Но ведь этого не случилось. Крамской писал восторженные письма о картине, и в прессе печатались статьи, полные дифирамбов, и тут же — приказ царя о запрещении картины, травля, предпринятая реакционерами. Ведь все это должен пережить художник, который только что положил последний мазок.
Особенно тяжело было, что и Стасов не понял картины, считал ее простым историческим сюжетом, какие Репину не удаются.
Художник устал, если не надорвался. Он писал Третьякову:
«Мне очень обидно отношение ценителей к этой моей вещи. Если бы они знали, сколько горя я пережил с нею и какие силы легли там. Ну да, конечно, кому же до этого дело?»
Наступила глубокая душевная опустошенность. И должно было пройти время, чтобы зажили раны и силы вновь воспрянули.
Картине «Иван Грозный» суждено было еще раз ворваться в жизнь Репина. Это произошло через двадцать восемь лет после ее написания. 16 февраля 1913 года в Третьяковскую галерею пришел человек с ножом и нанес картине три большие раны. Он метил в глаза, но, к счастью, промахнулся. Три длинных пореза сверху вниз. Варварски изрезан холст, будто снова произошло убийство.