Не ждали. Первый вариант картины. 1883. ГТГ.
Эта картина не избежала судьбы всех больших произведений Репина: он неоднократно ее переписывал уже после выставки, исправляя главным образом голову входящего. Уже в декабре 1884 г. он пишет Третьякову, тогда еще не купившему «Не ждали», но, после долгих колебаний, сделавшему Репину предложение о покупке:
«Сегодня меня разбудили в 4 часа утра телеграммой из Киева. Иван Николаевич Терещенко, наконец, вернулся с Кавказа, в первый раз видит конченной картину „Не ждали“ и спрашивает крайнюю и решительную цену. А меня все время беспокоит главная фигура в картине — Герой (вошедший), и я наконец решился поработать еще над этой фигурой, пока она будет меня удовлетворять. И потому я послал Терещенке [ответ], что я картину не продаю и намерен еще поработать над нею. То же самое скажу и Вам теперь. Когда совсем кончу, тогда и буду продавать»[451]. Но картина все еще странствовала с Передвижной выставкой по России и вернулась в мастерскую художника только в феврале 1885 г.
«„Не ждали“ у меня наконец, — пишет он Третьякову, — только сегодня рассмотрел ее хорошо; и право — это недурная картина… Хоть бы и так оставить, но я лицо ему поработаю. Жалко, что Вам сделал уступку, обидно»[452]. Третьяков и сам уже думает, что лицо входящего следовало бы переписать в соответствии со всем тем, что высказывалось в печати: «…Лицо в картине „Не ждали“ необходимо переписать; нужно более молодое и непременно симпатичное. Не годится ли Гаршин?.. Теперь несколько поуспокоилось, а то все шла публика смотреть картину; многие, никогда не бывавшие в Галерее… спросят, пришла ли картина Репина? Узнают, что не пришла, и уходят, не полюбопытствуя взглянуть даже, что за Галерея такая»[453]. Через два месяца Репин отправляет картину Третьякову, сопровождая ее письмом в три строчки: «Посылаю вам карт[ину] „Не ждали“; сделал, что мог. Застанет ли она вас в Москве?»[454].
Но этим дело не ограничилось. В августе 1887 г. Репин, будучи в Москве, зашел в Третьяковскую галерею с ящиком красок. Третьякова не было в городе, галерея была в этот день закрыта для публики, и он проработал несколько часов над «Не ждали», совершенно переписав голову входящего. Когда на следующий день Третьяков пришел в галерею и увидал эту новую, значительно ухудшенную голову, он вышел из себя и так разнес своего камердинера Андрея[455] и его подручного, мальчика Колю[456], что они запомнили это на всю жизнь. Он грозил их уволить обоих и слышать не желал резонных доводов опростоволосившихся слуг, говоривших, что они и думать не смели о том, чтобы остановить автора картины, человека к тому же близкого со всей семьей владельца галереи, его давнего друга и советчика.
На другой день Репин пишет Третьякову из Петербурга: «…Я заправил, что нужно, в карт[ине] „Ив[ан] Гр[озный]“; исправил, наконец, лицо входящего в карт[ине] „Не ждали“ (теперь, мне кажется, так) и тронул чуть-чуть пыль в „Крестном ходе“ — красна была»[457].
Не ждали. 1883–1884. ГТГ.
На это письмо Третьяков ничего не ответил, и через неделю Репин, начинавший подозревать недоброе, шлет ему второе письмо, прося сообщить, как он находит поправку головы входящего? «…О прочем я не спрашиваю: там сделаны почти незаметные глазу поправки», — прибавляет он[458].
Третьяков был новой головой очень недоволен, и было решено, что картину придется как-нибудь переслать Репину в Петербург для основательной переработки.
В московских художественных кругах в 1887 г. немало было толков по поводу этого эпизода, сильно всех взволновавшего. Помню, юношей, страстно увлекавшимся живописью, везде бывавшим и знавшим многих художников, я не раз слыхал тогда отзывы — в числе их Владимира Маковского, А. А. Киселева, А. Е. Архипова — об «испорченной» картине. То же утверждает и М. В. Нестеров. Хорошо помню и сам огромную разницу в лице «входящего», бросавшуюся в глаза после ее переработки. Ссыльный был до этого старше с виду, что многих смущало, в том числе и Третьякова, создавая впечатление не сына старухи, а скорее мужа ее и отца всех остальных. Переписанное на более моложавое, лицо его стало убедительнее, но несказанно потеряло в выражении; прежде в нем видна была могучая воля, несокрушимая энергия, о которой писал Стасов, была гордость революционера, теперь появилось какое-то интеллигентски благодушное, конфузливое выражение, а волевые импульсы уступили место чертам безволия. Появилась та истеричность во взгляде, которую в начальной стадии мы уже наблюдаем у мальчика в «Не ждали» и которую в развитой степени вскоре увидим в глазах приговоренного юноши в «Николае Мирликийском». Но больше всего пострадала живопись: свободно, сочно, смело набросанная голова, напоминавшая трактовку головы девочки из той же картины, сменилась детально выписанной, засушенной головой, противоречащей всему живописному ладу этого произведения.
451
Письмо не датировано, но, являясь ответом на письмо Третьякова от 7 декабря 1884 г., оно должно быть отнесено самое позднее к 10–12 декабря, так как 15 декабря Третьяков отвечает уже и на него. — Архив П. М. Третьякова. [См. Переписка с П. М. Третьяковым, стр. 93].
452
Письмо к Третьякову от 15 февраля 1885 г. — Там же, стр. 99. [Письмо датируется в издании февралем 1885 г.].