Уже картинами Ге «Петр I и царевич Алексей», Перова «Птицелов»[291], «Охотники на привале», Крамского «Майская ночь», Саврасова «Грачи прилетели» выставке был обеспечен успех. И действительно, выставка была настоящим событием, отодвинувшим все остальное в области искусства на второй план[292].
Академия не на шутку насторожилась. Передвижники, да еще с буяном Крамским во главе, были ее злейшими врагами. Академия так перепугалась, что, по словам Крамского, сама предложила свои залы для вражеской выставки, считая, что лучше иметь врагов подле себя и под наблюдением, чем вдали. Выставка имела огромный успех в публике и печати, что окончательно смутило Академию.
Вторая выставка, открытая весною 1872 г., была менее удачной, но успех передвижников был уже обеспечен. В конце следующего года стали подготовлять новую выставку, на которой Стасову очень хотелось видеть вещи Репина: он просит его разрешения поставить на выставку несколько вещей, бывших в Петербурге. Репин с радостью разрешает.
Репин в 1876 г., в Париже. Портрет работы И. Н. Крамского. ГТГ.
«Ставьте, ставьте, Владимир Васильевич! Ваш портрет, „Монаха“, портрет Нехлюдовой и портр[ет] Симоновой[293]. У меня есть основания не бояться Академии, вот они: первое, я никакого предупреждения на этот счет не получал от Академии, второе, ее инструкцию я надеюсь исполнить в точности, у меня найдется послать что-нибудь академическое (этюды) в Академию, третье, — ведь могу же я ставить свои вещи в картинных лавках даже, четвертое, Академия обеспечивает так скудно своих пенсионеров, чтобы иметь право мешаться в их частные дела. Если же Академия с бесстыдною наглостью начнет преследовать меня, то чёрт с ней, с ее стипендией. Довольно сиднем сидеть, я уж не мальчик, пора за работу браться…»[294]
Стасов немедленно сообщил о решении Репина Крамскому, который ответил ему кратким, но знаменательным письмом: «С истинным удовольствием я узнал из Вашего письма о решении, которое принял Илья Ефимович Репин. Я этому тем более рад, что все это случилось без малейшей натяжки и давления постороннего, а напротив. Это мне теперь особенно приятно, так как я всегда возлагал на него надежды (правда смутные), — не как на художника (это всегда для меня было несомненно), а как на человека, который нанесет Академии удары самые полновесные, и что, стало быть, усилия моей жизни имеют историческое оправдание»[295].
Появление на Передвижной выставке вещей пенсионера Репина произвело настоящую сенсацию. Исеев негодовал. Крамской в письме к Репину в точности воспроизводит разговор, происшедший между Исеевым и заправилой выставки, Мясоедовым.
«Исеев, увидя Ваши вещи, начинает выказывать величайшее изумление. — Как это сюда попало?
Мясоедов. Стасов поставил.
Исеев. Как Стасов? Я полагаю, что нужно иметь согласие художника?
Мясоедов. Не знаю, это до нас не касается.
Исеев. Как не касается? Вы можете ему повредить.
Мясоедов. Чем же? Мы говорили Стасову, что есть бумага…
Исеев. Никакой нет бумаги!
Мясоедов. Все равно, мы предупреждали Стасова, что это, может быть, будет для Репина сопряжено с неудобствами, но он нам сказал, что имеет от Репина положительное распоряжение, так что Вы нас упрекать не можете»[296].
Исеев грозил перспективой вызова Репина из-за границы, хотя под конец вспомнил, что это к Репину не относится, так как ему еще не была послана новая инструкция.
Репин на все это не реагировал никак, однако, когда уже близился срок возвращения в Петербург, он решается написать Исееву, с целью позондировать почву, нащупать настроение и уж заодно исхлопотать разрешение вернуться раньше срока в Россию. Исеев ответил, как будто ничего и не произошло: возвращение санкционировано. Репин с радостью хватается за эту весть, тем более, что она сопровождалась еще перспективой нового большого заказа — серии росписей для Храма спасителя в Москве. Он спешит ответить Исееву 10 ноября:
291
[Название картины приведено ошибочно. На 1-й выставке Товарищества экспонировалась картина В. Г. Перова «Рыболов»].
293
[Портрет Симоновой выставлен не был, вместо него экспонировался портрет Поклонской, остальные названные в письме вещи были показаны на 3-й выставке в 1874 г.].
294
Письмо к Стасову от 14/26 января 1874 г. — Архив В. В. Стасова. [См.
296
В переписке, изданной Сувориным, фамилия Исеева, тогда еще вельможи, всюду заменена буквой N. — Там же, стр. 200. [См.