Вообще, надо сказать, что требовать от репинских вещей наличия «вкуса» в том смысле, в каком это слово понимается в применении к Веласкесу, Ван Дейку, Генсборо, Ватто, Манэ, Ренуару и Уистлеру, нельзя. Его не было и у Караваджо, Рембрандта и Курбэ. Это просто иная категория искусства. Но само собой разумеется, что если речь идет о написании портрета изящной женщины, красавицы и «львицы», то это не сфера последних. Не были эти портреты и сферой Репина, обычно терпевшего в них неудачу.
К тому времени относится и мало интересный портрет А. К. Глазунова в Русском музее. Он уже тогда казался Стасову скучным и вялым, и он просил Репина оживить его[48].
Во время работы над портретом Ментер Репин мечтал уже о какой-нибудь дальней летней поездке, — «На Кавказ хотелось бы съездить или еще куда-нибудь на Восток»[49]. Но он решил съездить за границу, в третий раз в своей жизни. Пока он собирался, он успел еще написать отличный погрудный портрет В. И. Сурикова[50], картиной которого «Боярыня Морозова», появившейся на Передвижной этого года, он был несказанно потрясен. Этот портрет тогда же приобрел Третьяков.
Годовой поминальный митинг у Стены коммунаров на кладбище Пер-Лашез в Париже. 1883. ГТГ.
Как в первую свою поездку, он поехал через Вену в Италию. 30 мая он пишет Стасову из Вены:
«Как я рад, дорогой Владимир Васильевич, что попал в Вену! Во-первых, надо вам признаться, что я с некоторых пор ужасно полюбил уединение; не знаю, худо ли это или хорошо, но я теперь совершенно наслаждаюсь своим путешествием в одиночку; за границей это первый раз. Впечатления ложатся сильнее и продолжительнее, мысли возбуждаются глубже, и ничто почти не мешает им заканчиваться и давать некоторый результат голове». И, как всегда, он говорит, что самые лучшие мысли приходят в дороге. Рубенса «…видел сегодня в Бельведере в первый раз. Я положительно ничего этого не видел в 1873 г. Да, Рубенс — это Шекспир в живописи!.. („Игнатий Лойола изгоняет бесов из одержимых женщин и мужчин“).
…Конечно, не обходится у него без живописной риторики, в виде ракурсов, торсов, плеч, следков, пятерней, но все же это гениальный силач!..
…А какой портрет его самого! Уже в преклонных летах. Какое достоинство в фигуре, какая доброта в глазах потрудившегося человека! Гениальный, бессмертный художник!». Понравился еще ему Креспи (Христос и ап. Петр и Павел) и Джентилески «„Магдалина“ лежит в пещере и мечется без сна и без покоя (интересный психологический этюд). Его же — „Отдых св. семейства“, превосходный, полон спокойствия, и в какой реальной, живой и близкой нам форме!.. — В Болонью!..» — заканчивает он неожиданно письмо[51].
П. И. Бларамберг, композитор. 1884. ГТГ.
М. Н. Климентова-Муромцева, певица. 1883. Ереванский музей изобразительных искусств.
Н. В. Стасова. 1884. ГРМ.
«Стрекоза». В. И. Репина, сидящая на жердочке. 1884. ГТГ.
В Венеции он попал на выставку современных художников, организованную в новом выставочном здании в публичном саду. Новые итальянские художники произвели на него хорошее впечатление свежестью красок, чувством правды и смелостью, хотя форма у них и страдает, ибо «новые художники относятся, как пейзажисты» к природе. Это сразу переносит его в его собственную мастерскую в Петербурге, и он делает, как обычно, сбоку приписку: «К вам покорнейшая просьба (не забудьте)! Попросите Сюзора (архитект[ора]) и еще кого знаете в городской управе архитекторов, чтобы поскорее разрешили моему хозяину Григорьеву (Конст. Иван.) строить павильон, т. е. мне мастерскую»[52].
До сих пор у Репина не было настоящей мастерской, а была просто большая светлая комната с несколькими окнами, в которой он писал свои большие картины. Весной 1887 г. он уговорился с хозяином дома, что тот надстроит над его квартирой павильон со специальной мастерской, о которой он и писал Стасову из Венеции.
50
[В Каталоге Гос. Третьяковской галереи «Живопись XVIII — начала XX века» (М., 1952, стр. 361) и втором издании монографии О. А. Лясковской (И. Е. Репин, М., 1962) портрет В. И. Сурикова датируется 1885 г.].
51
Письмо к Стасову от 18/30 мая 1887 г. [