Мне не довелось видеть ни одной значительной картины Репина, написанной после 1917 г., но вот некоторые сведения о них, заимствованные из писем самого автора их, из сообщений В. И. Репиной и рассказов лиц, посетивших Репина, когда лучшие из его картин были еще у него[193].
В начале 1921 г. в Петербурге распространился слух о смерти А. Ф. Кони, серьезно и долго хворавшего. Слух был подхвачен заграничной печатью и очень огорчил его давнего почитателя и друга Репина. В апреле того же года в «Пенаты» приехала В. И. Репина, сообщившая отцу, что она перед отъездом видела Кони, который не только жив и здоров, но даже читает лекции. Репин тотчас же пишет ему радостное письмо.
«Вера меня так обрадовала известием, что вы живы и читаете лекции. Я также был похоронен; и из Швеции получил даже прочувствованный некролог с портретом. Как не радоваться!.. И эта радость дала мне идею картины. Я подумал, что и Христос обрадовался, когда почувствовал, что он жив, и здоров был (настолько, что отвалил камень (вроде плиты), заставлявший вход в хорошо отделанную гробницу Никодима, и вышел. Испугавшаяся стража соскочила в овраг. Он поднялся к дороге, огибающей стену Иерусалима; это совсем близко, тут же и Голгофа; и налево хорошо были видны кресты, с трупами разбойников, а посреди и его — уже пустой — крест, сыто напитанный кровью, внизу лужа крови. И трупы с перебитыми голенями еще истекали, делая и от себя лужи, на которые уже собаки собрались пировать… Радость воскресшего хотелось мне изобразить… Но как это трудно!.. До сих пор, несмотря на все усилия, не удается. В Гефсимании его встретила Магдалина, приняла за садовника, обратилась с вопросом: „Равуни?“ Изумилась она, когда его узнала. Эта картина уже готова почти»[194]. Эту вторую картину, «Утро воскресения», к тому времени законченную, так описывает В. И. Репина: «Фон — синева гор. Христос — бледный, тонкий, в покрывале, полузеленый, со следами распятия на руках»[195]. Но наибольшее впечатление на приехавшую произвела первая картина, на которой особенно эффектно было передано «освещение желтого рассвета».
Еще одна большая картина была в 1921 г. вполне закончена — «Неверие Фомы». О ней В. И. Репина пишет под свежим впечатлением: «Вечер, много свечей, все ученики со свечами — еврейские типы. Огни свечей отражаются в их глазах. Женщина со светильником радостно кричит. Христос стоит посредине и показывает свои руки Фоме, который, красный, отвернулся, опустив голову и закрывая лицо руками: ему совестно. Христос шатен, вьющиеся волосы»[196]. Но нелегко Репину давалась в эту пору работа над огромными сложными холстами. В письме к Кони он жалуется на упадок сил.
«Вот я все хвастаюсь перед вами, — какой я работник; а правду говоря, я работаю мало, и хорошо делаю: сам себя одергиваю, ибо после полуторачасовой скачки с препятствиями перед холстом начинаю портить и отодвигаюсь назад. Да, трудно взбираться по восходящей линии, как на Везувий…»[197].
Е. П. Антокольская-Тарханова. 1905. Собр. М. Монсона в Стокгольме.
И. Я. Гинцбург, скульптор. 1907. Был в собр. И. Я. Гинцбурга.
Л. Н. Толстой и С. А. Толстая. 1907. Первоначальный вид портрета.
Л. Н. Толстой и С. А. Толстая. Окончательный вид портрета после переписки головы Толстого в 1910 г. Собр. ИРЛМ.
И. Е. Цветков, основатель галереи. 1907. Рязанский обл. краеведческий музей.
Элеонора Дузе, итальянская драматическая артистка. Уголь. 1891. ГТГ.
О своем тогдашнем тяготении к религиозным сюжетам он пишет тому же Кони в тоне полуизвинения, ибо Кони всегда считал, что религиозные темы — не дело Репина.
«…Я, как потерянный пьяница, не мог воздержаться от евангельских сюжетов (и это всякий раз на страстной) — они обуревают меня… Вот и теперь: есть (уже написана) встреча с Магдалиной у своей могилы (Иосифа Арим[афейского]), появление его, по невероятно дерзкому желанию Фомы на собрании… Нет руки, которая взяла бы меня за шиворот и отвела от этих посягательств… И ведь есть же на мольберте мой сюжет (портретиста) — финское „Societé des artistes finlandais“ [„Общество финляндских художников“]. В прошлом сентябре м-це меня так хорошо принимали в Гельсинках. И я, с разрешения Общества, говорил на вечере по-русски… Возвращаясь уже домой в вагоне жел[езной] дор[оги], меня стала будоражить совесть… Почему же мне, как делали умные Олеарии и Герберштейны, посещавшие Русь… не попытаться зафиксировать наше вчерашнее собрание финс[ких] художников?
193
[Судьбе репинского художественного наследия, бывшего в «Пенатах», посвящено несколько статей и исследований; в частности, работа И. С. Зильберштейна: Новонайденный и утраченный Репин («Художественное наследство. Репин», т. I, стр. 33–80), а также сообщение В. Ф. Леви: Репин в годы революции (Там же, стр. 309–314) содержат не мало существенных данных].
194
Письмо к А. Ф. Кони от 15/28 апреля 1921 г. [См.
197
Письмо к А. Ф. Кони от 4 июля н. с. 1921 г. [См.