Лучший русский язык был тот, на котором писал Пушкин и Лермонтов, ибо он был самым простым, но и самым красивым русским языком. Художественный язык Репина предельно прост, однако подобно тому, как те великаны русской словесности достигали простоты не без усилий, так и Репину давалась она лишь путем длительных, временами мучительных, творческих исканий. Но зато репинский формальный язык и отличается такой крепкой ковкой, потому-то он столь могуч, убедителен и обаятелен. Это — особое, чисто репинское мастерство, скрытое от поверхностного взгляда, то самое мастерство, о котором писал Репину Лев Толстой, впервые увидевший его «Грозного»: «Сделано так мастерски, что не видать мастерства».
Кроме доступности репинских произведений, массового зрителя влечет к Репину еще другая особенность его искусства — его изумительная многогранность. В то время как большинство художников склонно ограничивать свой диапазон узким кругом тем и приемов, репинская тематика не знает границ. Репин одинаково силен во всех родах и видах живописи, поэтому каждый находит у него то, что его особенно занимает и волнует.
Но более всего покорил Репин современников своим новым отношением к задаче картины, новым толкованием смысла и значения ее темы, либо ускользавшим, либо недостаточно осознанным его предшественниками. И до Репина русские художники умели вкладывать в свои произведения серьезное общественное содержание, открыто проявляя в них свою социальную направленность. Уже Перов написал «Крестный ход на Пасхе» и «Тройку»… То были лишь первые шаги будущей русской реалистической живописи. Завершенный, зрелый идейный реализм появился только вместе с Репиным…
Чтобы уяснить себе, что понимал Репин под идеей в картине и как он облекал эту идею в художественную форму, надо только пристально всмотреться в любое из его значительных произведений.
Вот «Крестный ход в Курской губернии» и его вариант «Явленная икона». Внимательно изучая процесс работы Репина над этими двумя картинами на протяжении семи лет, видя, чем и почему художник был в картине недоволен, что он постепенно отбрасывал, чем его заменял, не трудно проникнуть в святая святых его творческих исканий. Эта задача облегчается тем обстоятельством, что Репин охотно сообщал подробности о ходе работы над очередной картиной то Крамскому, то Третьякову, то Стасову в своих частых письмах к ним. По счастью, сохранился эскиз, первая мысль будущей картины, тот небольшой холст, который Репин написал в 1877 г. в Чугуеве, несколько дней спустя после того, как впервые увидал воочию крестный ход. То была, правда, миниатюрная, захудалая процессия с небольшим числом участников, без особо обставленной торжественности, словом, крестный ход для «простонародья», без участия местной знати, тузов, богачей.
Прибыв в свою родную глушь почти прямо из Западной Европы, Репин был очарован красочностью всего им здесь увиденного, особенно церковным бытом и религиозной обрядностью, казавшимися ему каким-то фантастическим пережитком глубокой языческой древности. Это он и выразил в данном эскизе, в который не побоялся внести черты известного юмора. Сравните этот эскиз с окончательным вариантом Третьяковской галлереи. Целая пропасть отделяет их. Поучительно проследить, как этот «пустячок», как его называл Репин, превратился в знаменитую картину.
«Крестный ход» в окончательной редакции задуман, как плавно выступающая на зрителя процессия, не лишенная в своем движении ритмической монументальной выразительности. На эскизе движется только головная часть процессии, в центре движение внезапно прекратилось из-за бросившейся к иконе толпы и упавшей на колени богомолки. Если бы Репин тогда же написал картину в полном соответствии с этим эскизом, он бы не далеко ушел от своих предшественников. А что сталось с картиной после долголетней работы над ней? Из фиксации случайного эпизода выросло гигантское — не по размерам, а по содержанию — полотно, на котором первичная тема уступила место новой, более значительной и сложной теме — картине русской провинциальной жизни 70-х годов со всеми ее классовыми противоречиями. По широте охвата, по знанию жизни, по находчивости, остроумию и искусству крепко держать целое, не заглушая его мелочами, картина имеет в прошлом только одну аналогию — «Мертвые души» Гоголя. Крестный ход — всего лишь канва для создания потрясающей картины русской глуши при царизме.
Так построены и все другие идейные картины Репина. В этом новом толковании задачи картины, в необъятном расширении ее смыслового горизонта заключается то великое, что Репин внес в русское и мировое искусство. Этот новый смысл, вкладываемый Репиным в самое понятие «идея картины», нашел свое выражение во всех его главных произведениях. Уже «Бурлаки» не были бесстрастным, объективным отображением быта волжских рабочих и крестьян, а криком души художника-гуманиста. По сравнению с «Бурлаками», нашумевшая картина Курбэ «Дробильщики камня» — лишь робкая попытка возвысить голос в пользу угнетаемых.