Эд поджимает губы.
— Не о нас, — быстро заверяю я его, — только о тебе.
— Хорошо.
— Когда ты начал рисовать?
— Не могу припомнить времени, когда бы не рисовал, — говорит он с улыбкой, которая превращает его из просто привлекательного мужчины в космически привлекательного. Хорошо, что я лежу, а то подогнулись бы колени. Эд божественно прекрасен.
— У меня всегда были карандаши и бумага. Место не имело значения, я оставлял свои художества, где угодно. В конце концов, мама с папой отказались от попыток помешать мне рисовать на стенах, просто ограничили теми, что были в моей спальне. Раз в год я перекрашивал их и я начинал все сначала.
— У тебя хорошие родители.
— Так и есть. — Улыбка исчезает. Эд встает. — Ты им очень нравилась. Тебе надо отдохнуть.
— …после того, что сделал, ты, вероятно, последний человек, общение с которым ей сейчас нужно.
Я медленно сажусь, разбуженная шумом.
— Ты не знаешь, о чем говоришь! — Эд явно сердится. — И это не имеет значения. Она может сама принимать решения.
— Она сейчас сама не своя.
— Так кто же будет принимать за нее решения? Ты, Френсис? — Даже на расстоянии сарказм Эда ощутим.
— Я благодарна за помощь сегодня, но ты, конечно, понимаешь, что продолжать общение для нее было бы эмоционально затруднительно. — Эд не отвечает. — Что бы ни произошло между вами, кто бы ни был виноват… это уже не имеет значения. Сейчас она уязвима, и я должна защитить ее.
Гордон стоит в коридоре, наблюдая за схваткой в гостиной. Увидев, что я проснулась, он начинает вилять хвостом.
За окном темнеет. Уже зажглись уличные фонари. Должно быть, я проспала несколько часов. Достаточно долго, чтобы обезболивающее перестало действовать. Лицо и голова болят, и другие части тела жалуются на то же самое.
Я осторожно слезаю с кровати, беру с прикроватной тумбочки мобильник и таблетки и иду в гостиную.
— Она просто не знает, что для нее лучше, — говорит Френсис. Кажется, она очень взволнована. Ничего удивительного.
— Она проснулась, — встреваю я, прикрывая глаза от света.
— Боже, Клем, ты в порядке? Выглядишь ужасно.
— Спасибо.
Френсис шумно вздыхает.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Я в порядке. Доктор Патель не слишком беспокоится. — Это всего лишь маленькая ложь, но в долгосрочной перспективе она избавит меня от многих хлопот. — Приступы при таких травмах не редкость. Отдохну несколько дней и буду как новенькая.
Сестра не выглядит убежденной.
— На работе все в порядке? — спрашиваю я, меняя тему.
— Все то же, все те же.
Френсис либо не может, либо не хочет говорить о своей работе. Может думает, что разговоры о насилии вернут меня к воспоминаниям или что-то в этом роде. Или, возможно, просто не хочет «тащить» работу домой.
Я бреду на кухню с баночкой обезболивающего. Прежде чем успеваю открыть шкаф, Эд уже там, хватает стакан и наполняет его водой. Наверное, надо было сначала спросить. Хотя я уверена, что ему все равно. Он не из тех, кто слишком беспокоится о приличиях.
— Спасибо. — Я проглатываю две таблетки, запивая их полным стаканом воды. В горле пересохло, как будто я обезвожена или… не знаю что еще. Мой мозг недостаточно хорошо работает для сравнений. — Сегодня Эд мне помог.
Френсис делает страдальческое лицо.
— Я понимаю. Прости, что не смогла прийти.
— Все нормально, — говорит Эд. — На всякий случай возьми с собой таблетки.
По деревянному полу стучат когти, это Гордон расхаживает взад-вперед у входной двери.
— Ему пора на прогулку. — Эд мрачно мне улыбается. — Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду. Мы сейчас уйдем. Еще раз спасибо.
— Не за что.
Френсис продолжает молчать. Может, это и к лучшему.
Эд привязывает поводок к ошейнику Гордона, возбуждение которого растет. Его тело снова вибрирует, как если бы восторга было слишком много, чтобы выразить его только вилянием хвоста. Я наклоняюсь, обнимаю пса и получаю собачий поцелуй в ответ. Эд просто наблюдает. Френсис тем временем уже вышла.
— Еще раз спасибо, — повторяю я, и Эд кивает.
Когда мы уезжаем, они идут в противоположном направлении, и я борюсь с искушением обернуться.
Сумерки в этом районе красивые. Кафе, рестораны и бары открыты для посетителей, народ гуляет по тротуарам. Однако чувствуется какая-то нарочитая холодность. Бьюсь об заклад, жить здесь недешево.
— Это футболка Эда? — спрашивает Френсис.
— На моей была кровь. Тебе действительно нужно дать ему передышку. Мы больше не вместе. Не о чем волноваться.