— Теперь ты в порядке? — спрашивает Эд приглушенным голосом.
— Да.
Он надевает солнечные очки, прикрывая глаза.
— Тогда ладно.
Гордон смотрит на нас двоих, прежде чем подойти ближе. Ему на пути попадается пчела, и он, конечно, с интересом ее обнюхивает.
— Горди, разозли пчелу, и тебя ужалят, — говорю я и отвожу его подальше от соблазна. — Не самый лучший жизненный выбор.
— Я думаю, это верно для всех нас, а не только для Гордона.
Эд, вероятно, дразнится, но я лучше помолчу.
— Ты радовалась и наслаждалась, а я слишком остро отреагировал, — произносит он. Вечерний ветерок ерошит его волосы. Он как будто сошел с рекламы. Слишком совершенен, слишком красив, и вообще слишком. — Извини. Мне тоже не следовало прикасаться к тебе без разрешения. Когда мы вот так вместе, я иногда забываю.
Я фыркаю.
— Ты забываешь? Попробуй побыть на моём месте.
Услышав это, он смеется и качает головой.
— Как ты можешь шутить об этом?
— Черный юмор помогает. Видит Бог, быть все время в депрессии ужасно скучно.
— Справедливо. — Уголки его губ приподнимаются. — Знаешь, раньше ты бы так не поступила. Я имею в виду: не сказала бы напрямую, что тебя раздражает. Ты бы сначала поварилась в этом пару дней, накручивая себя, и в процессе делая нас обоих несчастными.
— И опять я кажусь какой-то ужасной.
— Не-а. Мы оба редко говорили откровенно о том, что нас беспокоит.
— Неужели у тебя есть недостатки?
— Поразительно, не так ли? — Эд подстраивает шаг так, чтобы я больше не отставала.
Уже неплохо.
— Ага, а потом ты скажешь, что раньше стягивал все одеяла на себя и всегда хотел быть сверху.
Эд резко поворачивается ко мне. Напряжение ощутимо физически.
Чёрт!
— Прости. Не следовало трогать эту тему. Врачи говорят, что лобная доля мозга у меня, в конце концов, снова начнет нормально работать. Но опять же, моему речевому фильтру нельзя доверять.
Эд вздыхает.
— Это ни к чему нас не приведет. Как насчет того, чтобы перестать извиняться друг перед другом?
— Ну, не знаю. Учитывая сложившуюся ситуацию, возможно ли это вообще?
— Никогда не узнаем, пока не попробуем.
— Ну, ладно. Я не извиняюсь.
— Ага, и я тоже нет. Вот так.
Я улыбаюсь.
— Знаешь, я реально не чувствую себя виноватой. Так много вопросов о сексе и более личных вещах, которые я умираю от желания задать тебе. В конце концов, мне двадцать пять, а я даже не знаю свою любимую позу.
— Только не это, — он качает головой. — Ты серьезно?
— Извини.
Когда мы возвращаемся к дому, на крыльце сидят два человека. Татуировщица из салона и мужчина, они держатся за руки. Даже в простом желтом платье, она красива. По сравнению с ней я чувствую себя серой мышкой и невольно трогаю челку, чтобы проверить прикрыт ли шрам.
Ненавижу быть такой застенчивой!
— Ты издеваешься надо мной? — говорит женщина, поднимаясь на ноги.
Эд тормозит, а Гордон виляет хвостом, радуясь прибывшим гостям.
— Красавица, расслабься. — Мужчина тянет ее за руку.
— Расслабиться?
— Да ладно тебе, — говорит Эд, подталкивая меня вперед и кладя руку мне на поясницу. Мы поднимаемся по лестнице, ключи звенят, когда Эд отпирает входную дверь, а затем дверь в свою квартиру. — Успокойся, Тесса. Я же обрисовал вам ситуацию.
Снятый с поводка, Гордон подбегает к миске с водой у конца кухонной стойки. Гостиная до этого казалась большой, но ярость Тессы быстро заполняет все свободное пространство.
— Я просто… Как ты мог, Эд? — говорит она, вышагивая туда-сюда.
— Детка, имей сердце, — говорит мужчина, с которым она пришла, потом плюхается на диван и кивает в мою сторону: — Ты действительно ничего не помнишь?
— Да, — отвечаю я, притормаживая у двери.
Тесса бормочет что-то вроде:
— Имей сердце. Ага, прям сейчас.
— Клем, это Невин и Тесса. Мои друзья. — Эд на кухне, достает пиво из холодильника. — Садись, все в порядке.
Ну, если он так говорит. Я усаживаюсь на край незанятого дивана, с благодарностью принимая холодную бутылку. Я не только нуждаюсь в выпивке, но и рада занять руки, потому что чувствую себя не в своей тарелке.
Наконец, Тесса садится рядом с Невином.