— Эй, Клем, все улажено, можешь идти домой. Есть какие-нибудь вопросы или тебе что-нибудь нужно? — Я качаю головой. — Позвони доктору Пателю, если возникнут проблемы, хорошо?
— Хорошо.
— Будь на связи, малышка, и дай знать, как идут дела.
— Ладно.
Майк исчезает.
— Хочешь забрать цветы? — спрашивает сестра, и я снова качаю головой.
«Вот и настал этот момент. Пора».
Мое первое воспоминание — как я очнулась в этой больнице, и этот же день можно считать моим новым днем рождения. Дело в том, что мне проломили голову. Пара нашла меня без сознания в луже собственной крови на тротуаре в центре города. Сумка и бумажник пропали, а оружие — забрызганная кровью пустая бутылка из-под виски — валялось рядом. Ханна, нашедшая меня, плачет каждый раз, когда описывает ту ночь. А вот Джек, ее парень, дважды побывал во Вьетнаме и видел события похуже. Они первые принесли мне цветы, а вообще букетов в палате не много. Похоже, у меня мало друзей.
По словам детектива Чена я, по-видимому, ужинала одна. Ела равиоли с сыром и шпинатом в тыквенном соусе, запивая «Перони» — это, как я выяснила, дрожжевое итальянское пиво, которое хорошо сочетается с пастой.
Звучит неплохо. Может, как-нибудь попробую.
Камеры наблюдения ресторана зафиксировали, как я сняла сто пятьдесят долларов, прежде чем вышла из ресторана. На тихой улочке, где я припарковала машину, не было ни камер, ни прохожих. Только тот, кто напал на меня.
Так умерла прежняя Клементина Джонс и родилась новая.
Если правда, что каждый человек состоит из своего и частично чужого опыта, то я сейчас — чистый лист.
*** *** ***
Как всегда по утрам больничные коридоры переполнены пациентами, посетителями и медперсоналом. Я вытираю вспотевшие ладони о штаны. Приятно носить нормальную одежду, и ничем не выделяться. Я хочу смешаться с толпой, наблюдать и учиться.
Френсис краем глаза наблюдает за мной, но ничего не говорит.
Она часто так делает. Я бы сказала, что ее молчание делает меня параноиком, но я уже и так параноик.
— С тобой точно все в порядке? — наконец спрашивает она, пока мы ждем лифт.
— Да.
Мы заходим в лифт. Когда он начинает двигаться, мой желудок подскакивает к горлу. Через переполненный вестибюль мы выходим на солнечный свет. Снаружи голубое летнее небо, зеленые деревья и много серого бетона.
Рядом снуют машины и люди, легкий ветерок ерошит мои волосы.
Один раз вспыхивают фары ближайшего к нам белого седана, и Френсис открывает багажник, чтобы я положила туда сумку. Тревога превращается в предвкушение. Я не могу сдержать улыбку. Я видела машины по телевизору, но никогда не ездила в них.
Настоящее время
— Амнезия, — бормочет он в сотый раз.
Обычно за этим следует «черт», «дерьмо» или еще какое-нибудь ругательство. На этот раз ничего.
Может, он, наконец, привыкает к этой мысли.
Я сижу напротив него и изучаю меню. Оно такое же мерзкое и липкое, как стол.
— Могу я предложить вам что-нибудь еще? — спрашивает официант с натренированной улыбкой.
— Я буду пина-коладу.
— Ты ненавидишь кокос, — сообщает мне Эд Ларсен, откидываясь на спинку сиденья.
— Оу.
— Попробуй «Маргариту».
Я повторяю это официанту.
Эд заказывает еще пива, все время наблюдая за мной, а я не могу решить, что хуже: его откровенный осмотр или вороватые взгляды моей сестры. Эд предложил вернуться к нему и поговорить, но я отказалась. Я не знаю этого парня и не чувствую себя с ним в безопасности. Поэтому мы пришли сюда. В баре темно и малолюдно, учитывая, что сейчас середина дня, но, по крайней мере, здесь мы не наедине.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.
В ответ он достает из заднего кармана бумажник и протягивает водительские права.
Информация — это хорошо
— Спасибо, — я гляжу на дату рождения. — Ты на семь лет старше меня.
— Да.
— Насколько серьезными были наши отношения? Мы долго были вместе?
Эд облизывает губы и отворачивается.
— Разве тебе не у кого больше спросить обо всем этом? Твоя сестра, например?
Я просто смотрю на него.
Он хмурится, потом вздыхает.
— Мы встречались около полугода, прежде чем решили съехаться. Это продолжалось восемь месяцев.
— Довольно серьезно.
— Если ты так говоришь. — У него несчастное лицо, но мне нужно знать.
— Я тебе изменила?
Теперь хмурый взгляд сменяется свирепым.