Кстати о кофе, сейчас я стою в очереди в местном кафе. Уютное популярное местечко с желтыми стенами и яркой алюминиевой мебелью. Оно примерно в пятнадцати минутах от дома Френсис, и я хожу сюда каждое утро. Совмещаю приятное с полезным — занимаюсь спортом, получаю ежедневную дозу кофеина и взаимодействую с людьми. Френсис предпочла бы, чтобы я не ходила одна, но чрезмерная опека меня напрягает. Ты не можешь прожить всю жизнь под присмотром, это просто…
Единственное предупреждение, что что-то не так — это странный привкус во рту. Потом у меня отнимается левая рука и все становится черным.
Я слышу Эда раньше, чем вижу. По коридору гремят его тяжелые шаги и раскатистый голос:
— Где она?
— Сэр, просто…
Занавеска вокруг моей больничной койки с шумом отодвигается.
Глаза у Эда дикие, кожа блестит от пота. Похоже, он бежал всю дорогу. Конечно, даже потный и взвинченный он все еще привлекателен, в то время как я, наверное, выгляжу ужасно.
— Я не знала, что тебе позвонили.
— Твое лицо! Что, черт возьми, случилось?
— У меня был небольшой приступ. Все нормально. Такое иногда случается после травм головы.
— Приступ?
— Ты можешь идти домой, Клементина, — говорит доктор Патель спокойно поднимается на ноги. К счастью, он был в больнице, когда меня привезли. Даже медбрат Майк заходил меня навестить, как в старые добрые времена. — Увидимся на следующей встрече. Не забудь.
— Хорошо. — Я пытаюсь улыбнуться. Это наша с ним шутка, не особенно смешная. Но я в последнее время ценю юмор висельников.
Эд присаживается на край койки, который освободил доктор Патель, смотрит на меня, затем берет за подбородок и осторожно поворачивает голову туда-сюда. Я чувствую себя странно, когда он прикасается ко мне. Как будто он имеет право. Но это полная ерунда. Моя память о физических контактах с другими людьми ограничивается неловкими объятиями от Френсис, и прикосновениями врачей и медсестер во время медицинских процедур.
Я отталкиваю его руку и медленно сажусь.
— Не надо.
— Прости. Чем я могу помочь? С тобой все в порядке? Тебе можно двигаться?
— Я в порядке, правда.
— Клем, у тебя половина лица черно-синяя, — он неодобрительно качает головой. — Я бы не сказал, что ты в порядке.
— Могло быть и хуже. По крайней мере, я не ударилась травмированной стороной головы, когда потеряла сознание и упала.
— Так ты теперь Джессика Джонс и неуязвима?
Я начинаю хмуриться, но останавливаюсь. Больно.
— Не знаю, кто это.
Эд опускает голову и потирает затылок — это, вероятно, значит, что я его раздражаю. Ему не должны были звонить из больницы. Бог знает, чем он был занят. На нем джинсы и кроссовки, рубашка на пуговицах с закатанными рукавами. На макушке черные солнцезащитные очки. Может, он был на работе. Может, готовился к свиданию. Не знаю, беспокоит это меня или нет. Я не имею на него никаких прав. Но лучше об этом не думать.
По крайней мере, на этот раз я чувствую себя слишком дерьмово, чтобы возбуждаться от его присутствия.
— Почему они не позвонили Френсис? — спрашиваю я.
— Они позвонили, но Френсис не могла уйти с работы, поэтому позвонила мне, — не слишком терпеливо объясняет он. — Она оказалась в безвыходном положении. К тому же, я был, вероятно, ближе всех к больнице. Доктор разрешил тебе идти?
— Да. Встань, пожалуйста.
Эд встает, и я свешиваю ноги с кровати. В основном я чувствую себя хорошо. Все в рабочем состоянии.
— Тебе нужны лекарства? — спрашивает Эд и протягивает руку, чтобы меня поддержать, если понадобится.
— «Тайленол». Он есть у нас дома.
— Хорошо. — Эд тяжело вздыхает. — Ладно. Тебе лучше поехать ко мне.
— Что? Нет! — Я тяну вниз задравшуюся футболку. — Френсис не следовало звонить тебе. Прости за это. Со мной все в порядке, я смогу вернуться домой сама.
— Ты серьезно?
— Да.
— Ты получила сотрясение, когда ударилась головой?
— Легкое. — Я пожимаю плечами. — По крайней мере, на этот раз никто не пытался меня убить. Я вызову такси, а дома приму обезболивающее и положу пакет со льдом.