Репка.
Жили были дед да баба, но не было у них курочки Рябы. Зато имелся огород, от ворот и до ворот. И чего там только не было, - ничего не было. Одна репка посередине, зато такая большая, что даже огромная. Со всей деревни приходили смотреть и показывать пальцем. Так и выросла, у всех на виду. Подошло время урожая. Вышел дед, схватил, тянет-потянет, а вытянуть не может, - не вынимается. Осерчал старик от обиды на свои немощные руки, на слабосильные ноги. На шум вышла из избы баба, а дед и на неё орать стал. Когда охрип, стали тянуть вдвоём. Дедка за репку, бабка за дедку, за его тощие бока. Тянут-потянут, а ничего не выходит, не отдаёт Земля урожай. Взмокли, а репка не шелохнётся. Зато старик с каждой попыткой улыбается всё сильнее, и скоро от смеха и стоять не может, ложится прямо на землю, чуть ли не в грязь. На этот раз рассердилась и бабушка, а дед даже заплакал, так его разобрало. Баба уже и ругаться устала, примолкла (она опасалась сумасшедших), а дед откашлялся и говорит человеческим голосом, вернее его остатками: - Не бери меня за рёбра, я от этого слабею. - А за что мне тебя брать, старое ты коромысло, - взорвалась бабуля. - За «талью» бери. Крепче будет и для меня спокойней. - Всю жизнь вместе прОжили, а не знала, что у тебя «талия». Тут и баба покатилась, смешно ей показалось. А дед, глядя на подругу жизни, опять ослабел. Лежат они рядом и гогочут. На шум явилась внучка - белая ручка. Посмотрела и опять ушла. Решила не мешать, потому что знала - смеяться полезно. Когда во дворе стихло, вышла, проверить не стало ли кому плохо. Дед сидел на камне, скручивая козью ножку, баба лежала рядом, без движений. Внучка кинулась, но дед остановил. - Не трогай, пусть спит. Она со сна всегда добрая. А то встанет ни свет, ни заря, потом весь день зевает и на людей кИдается. Внучка села рядом. Дед козью ножку закурил, внучка в зеркальце макияж проверила. Она была уже взрослая, хоть и внучка. - Ну что деда, у меня электричка в три пятнадцать. Давай что-нибудь делать. Стали бабку будить, а она не будится. Лежит как спящая красавица, улыбается во сне, и как грудной младенец слюни пускает. Испугались тут все, дед козью ножку бросил, заплакал в рукав, коза перестала бекать, глаза вытаращила, внучка крашеный ноготь сломала, кошка колбасу бросила, собака в будку забилась и завыла. А с бабушкой никаких изменений, - прежняя улыбка и бесчувствие... И видит она сон про белого быка. Сама знает, что её ждут, а сделать ничего не умеет. - Белый бык, не снись. Ждут меня, пора мне... -Бу-у-у-д-у, отвечает белый бык... А дед умный был, каждую неделю по две газеты прочитывал. Лёг на землю рядом со старухой и говорит: - Я сейчас засну, встречусь там с бабушкой и разбужу. Лежит, а сон не приходит. - Эх, зря я выспался намедни. Внучка тоже легла. - Может у меня получиться, мне всегда спать хочется. Собака вытянулась, лапой нос прикрыла, кошка развалилась, хвостом укуталась, куры присели. Всё лежат, спящих изображают. Одна коза ходит вокруг, тревожным колокольчиком звенит. Проснулась бабка, а все вокруг валяются. «Наверное, случилось что!», - подумала она и побежала за милицией. Выскочила на дорогу, а милиционер вот он, на машине едет, сейчас скроется. Припустила бабуся, едва догнала. Затормозил милиционер, чтобы дорожного происшествия не случилось, а баба никак остановиться не может, чуть мимо не пролетела. Милиционер из машины вышел, и даже фуражку снял. - Что случилось, - спрашивает. - Ничего не случилось, - отвечает заслуженная пенсионерка, - только мои все лежат. - И мои лежат. Рано ещё, - не удивился милиционер. - Ты не понял. Мои во дворе лежат. - Закаляются что ли? - Нет, прямо на земле. Дышат, но неживые. Милиционер за ухом почесал, фуражку одел, и как кинется. Они всегда так делают, если тревога. То стоят как вкопанные, то бегут куда попало. Вот и этот, вскочил в кабину и по газам. А газов в машине выше крыши, бабка за ним, но куда там, такая скорость в двигателе. Доехал, почти на ходу выпрыгнул, кобуру расстегнул, прицелился. А стрелять не в кого, - все свои. И не лежит никто, все по двору ходят, в укромные места заглядывают. А укромное место во дворе одно - под крыльцом. Вот и стоят, под крыльцо смотрят. - Что у вас происходит! - Бабушка у нас пропала, - отвечает дедушка, а сам, можете себе представить, вовсе не грустен. - Не видели случайно. Милиционер фуражку почесал, за ухом поправил. - Случайно видел. Вон она, по полю скачет. Посмотрели на поле, и действительно их родная бабуся мчится. Платок развевается, земля содрогается, рука кулак показывает. Прям Чапаев, только без боевого коня, и вместо казацкой шашки в руке сотовый телефон, предпоследняя модель. Дедушка увидел ненаглядную, и почернел от радости. Прибежала, а сказать ничего не может. Дыхание перехватило, одни согласные в алфавите остались. Схватилась за форменную портупею: - Ч..т..ж..т..п..д..д ... - Не гони. Я на тебя протокола не пишу. Стоит бабушка, успокаивается, наклоны делает, приседания, чтобы постепенно, без вреда. В конце бег на месте и водные процедуры. После душа вышла вся такая бодрая, моложавая. Дед посветлел, с бабкиного платья соринки выщипывает, а она встала перед стражем порядка, рукава закатала: - Что же ты не подождал. У меня ведь сердце больное и ноги не ходят. - Куда мне тебя, у меня в машине двенадцать человек. Посмотрели, и действительно двенадцать, и все милиционеры. Лежат как селёдки в бочке, в окна одни сломанные фуражки заметны и приплюснутые к стёклам носы видны. - Дай команду, пусть выйдут, - запричитала бабка. - Мне на них смотреть больно. - Не стоит, им потом обратно не влезть. Тут внучка всех на место поставила: - Айда,- кричит,- репку тянуть. - Даёшь! - заревел дед и бросился. Упал сначала, но скоренько поднялся и пример другим показал. Бабка за дедку, внучка за бабку, потом собака, кошка. Всё как положено. А в конце милиционера поставили, хотя он пробовал улизнуть. Преступления, мол, вокруг совершаются, а раскрываемости не происходит. Едва уговорили. Только за кошкой не захотел, за внучку уцепился. Сказал, что так он будет тянуть успешнее. Тянут-потянут - не вытягивается. Сначала поддаётся, но потом на место становиться, как на резиновой привязи. Мучились-мучились, решили перекур сделать, - разошлись. Кто присел, кто прилёг, милиционер от внучки отлипнуть не может, сердится, что работу остановили. Но дед ему кривой кулак показал и вставными зубами щёлкнул. Обиделся, хотел уйти, но его парашютной стропой к репке привязали. Сидит, протоколы задним числом заполняет. Задумчивый такой, - не знает где запятые нужны, а где восклицательные знаки необходимее. Тут мышонок из любопытства на ногу ему и прыгнул, не понял, что перед ним живой милиционер. Если сказать, что живой милиционер не любил мышей, это равно как ничего не сказать. Он их и ненавидел, и боялся, и просто с ума сходил, когда видел не в телевизоре. А в паспорте у него, между прочим, было написано: «Мышкин Николай Трофимович» Можете себе представить иронию судьбы. Увидевши этого зверя прямо у себя, прямо на ноге, он так рванул, что и парашютные стропы не выдержали. Никто не опомнился, а милиционера и след простыл. Осталась лишь фуражка да недописанный протокол. Дед поднял листок, одел очки и прочёл: «Сим сообщаю, что...». Больше ничего не было. «Наверное, эта бумага не очень важнА» - решил дедушка и оставил документ себе, на случай «козьей ножки». Тут внучка снова всех к жизни вернула: - Гляньте,- кричит,- на нашу репку! И все увидели, что лежит она на боку, вся вынутая. Это милиционер, убегая, развил такой момент силы, что и сама Земля не удержалась от смеха и отпустила. Но из песни слОва не выкинешь, даже если оно на стихи и не похожее. Лежит репа посреди двора, и такая вся огромная, что даже большая. Со всей деревни пришли смотреть. Смотрели и показывали пальцами. Тут и сказке конец.