Доехал, почти на ходу выпрыгнул, кобуру расстегнул, прицелился. А стрелять не в кого, - все свои. И не лежит никто, все по двору ходят, в укромные места заглядывают. А укромное место во дворе одно - под крыльцом. Вот и стоят, под крыльцо смотрят.
- Что у вас происходит!
- Бабушка у нас пропала, - отвечает дедушка, а сам, можете себе представить, вовсе не грустен. - Не видели случайно.
Милиционер смутился, фуражку снял одел, в поле оглянулся.
- Случайно видел. Вон она скачет.
Посмотрели в ту сторону, действительно их родная бабуся мчится. Платок развевается, земля содрогается, рука кулак показывает. Прям Чапаев, только без боевого коня, и вместо казацкой шашки в руке телефон сотовый, предпоследняя модель. Дедушка увидел ненаглядную, и почернел от радости.
Прибежала, а сказать ничего не может. Дыхание перехватило, одни согласные в алфавите остались. Схватилась за форменную портупею:
- Ч..т..ж..т..п..д..д ...
- Не гони. Я на тебя протокол напишу, за превышение скорости.
Бабушка на это ничего не сказала, только глаза вытаращила. Стоит, успокаивается, наклоны делает, приседает, чтобы постепенно, без вреда здоровью. В конце, конечно, водные процедуры. После душа вышла вся такая бодрая, моложавая. Дед посветлел, с бабкиного платья соринки выщипывает, а она встала перед стражем порядка, рукава закатала:
- Что же ты не подождал. У меня ведь сердце больное и ноги не ходят.
- Куда мне тебя, у меня в машине двенадцать человек и снаряжение рыбацкое.
Посмотрели, и действительно двенадцать, и все милиционеры. Лежат как селёдки в бочке, в окна одни сломанные фуражки заметны и приплюснутые к стёклам носы видны.
- Дай команду, пусть выйдут, - запричитала бабка. - Мне на них смотреть больно.
- Не стоит, им потом обратно не влезть.
Тут внучка всех на место поставила:
- Айда,- кричит,- репку тянуть.
- Даёшь! - заревел дед и бросился.
Упал сначала, но скоренько поднялся и пример другим показывать стал. Бабка за дедку, внучка за бабку, потом собака, кошка. Всё как положено. А в конце милиционера поставили, хотя он и пробовал улизнуть. Говорил, что некогда. Преступления, мол, вокруг совершаются, а раскрываемости не происходит. Едва уговорили. Только за кошкой не захотел, за внучку уцепился.
Тянут-потянут - не вытягивается. Сначала поддаётся, но потом на место становиться, как на резиновой привязи. Мучились-мучились, решили перекур сделать. Кто присел, кто прилёг, милиционер от внучки не отлипает, сердится, что работу остановили. Но дед ему кривой кулак показал и вставными зубами щёлкнул. Обиделся, опять захотел уйти, но его парашютной стропой к репке привязали. Сидит, протоколы задним числом заполняет. Задумчивый такой, - не знает где запятые нужны, а где восклицательные знаки необходимы.
Тут мышонок из любопытства на ногу ему и прыгнул, не разглядел, что перед ним живой милиционер. Если сказать, что живой милиционер не любил мышей, это равно как ничего не сказать. Он их и ненавидел, и боялся, и просто с ума сходил, когда живьём видел. А в паспорте у него, между прочим, было написано: 'Мышкин Николай Трофимович'. Можете себе представить иронию судьбы.
Увидевши этого зверя прямо у себя, прямо на ноге, так рванул, что и парашютные стропы не выдержали. Никто не опомнился, а милиционера и след простыл. Осталась лишь фуражка да недописанный протокол. Дед поднял листок, одел очки и прочёл: 'Сим сообщаю, что...'. Больше ничего не было. 'Наверное, эта бумага не очень важнА' - решил дедушка и оставил документ себе, на случай 'козьей ножки'.
Тут внучка снова всех к жизни вернула:
- Гляньте,- кричит,- на нашу репку!
И все увидели, что лежит она на боку, вся вынутая. Это милиционер, убегая, развил такой момент силы, что и сама Земля не удержалась от смеха, отпустила. Но из песни слОва не выкинешь, даже если оно на стихи и не похожее.
Лежит репка посреди двора, и такая вся огромная, что даже большая. Со всей деревни пришли смотреть. Смотрели и показывали пальцами.
Тут и сказке конец.