Слава богу, обошлось без эксцессов. Всю дорогу они промолчали. В вагоне метро Закупра-младший… Хотя, какой он теперь к чертям собачьим младший? Он теперь один остался… В общем, Сергей в вагоне малость покемарил и, похоже, хмель у него из головы повыветрился, а когда вышли из метро, морозная свежесть окончательно привела его в чувство.
— Тяжко мне, Борисыч, — поёживаясь от холода, пожаловался парень.
— Понимаю. — Вздохнул Кузин.
— Понимаешь, да не всё, — возразил Сергей. — Мы с Олежкой…
На памяти Кузина он впервые назвал так брата: не Олегатором или Олегом, как обычно, а именно Олежкой, — как, вероятно, называла того когда-то мама.
— Мы по жизни были во как связаны! — сжав правый кулак, пояснил он свою мысль. — Мы ж — как одно целое! Когда в Афгане хирург его в госпитале штопал, у меня температура под сорок подскочила. Пластом лежал, от боли выл, как будто не ему, а мне… мне операцию делали… Тогда братуха выкарабкался… А сейчас, видишь как вышло… — Сергей в отчаянии махнул рукой, — Это ж, считай, от меня полменя отрезало!
Они остановились под фонарём, и Кузин увидел, как по щекам парня катятся крупные слёзы. Понятно, что любые слова утешения были сейчас бесполезны, и Алесей Борисович промолчал. Преодолев минутную слабость и утерев ладонями лицо, Сергей тряхнул головой, словно отгоняя гнетущие мысли, и, выдавив натужную улыбку, спросил:
— Что ты со мной, как с маленьким, нянькаешься, Борисыч? Топай уже к метро! Тебе до ВДНХ почти час пилить, а мне до дома двести метров осталось. Или всерьёз думаешь, обидит кто, пока дойду? Так, ты ж меня знаешь. Я, если что, сам кого хочешь обижу.
— Вот этого-то я, Серёженька, и опасаюсь, — признался Кузин и таки проводил его до двери подъезда…
Домой Алексей Борисович пришёл около девяти. Был он мрачен и подавлен. Лариса встретила его в коридоре. Разумеется, она была в курсе насчёт похорон, расспросами, почему припозднился, не докучала и лишь вопрошающе поглядела на мужа. Тот снял пальто и, отвечая на незаданный вопрос, тихо произнёс:
— Проводили.
Потом переобулся в тапочки и прошёл на кухню, где его дожидался успевший остыть ужин.
— Давай разогрею, — предложила жена, следовавшая за ним по пятам.
Кузин отрицательно помотал головой и, усевшись за стол, принялся за еду. Лариса мудро сочла за благо оставить его в покое. Жуя холодную котлету, Кузин мусолил неотвязную мысль. В голове пульсировало: кто ж ты такой, «Бес»? Вот вроде бы какая хрен разница, кто он? Лежит в морге — туда ему и дорога! И будет лежать до установления личности. А не выяснится, кто он такой, спалят в крематории неопознанным, и все дела. По большому счёту, кому какое дело, просто он похож на Котовского или же является его потоком? Разве это что-то меняет? С какого, спрашивается, я вцепился в это сходство? Олег погиб — его не воскресишь. «Бес» мёртв — наплевать бы на него и забыть, да вот только никак не получается…
Этой ночью он несколько раз вставал с постели и уходил на кухню, покурить в приоткрытую форточку. В один из таких визитов на кухню, туда заглянула заспанная жена и, о ворчливо поинтересовавшись, сколько можно колобродить, но так и не получив ответа, удалилась. Алексей Борисович проводил её взглядом и, очевидно, придя к внутреннему консенсусу, подвёл черту:
— Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно!
Хождение по институтам
Чёрт-те что! — неодобрительно ворчал про себя Кузин, шагая по Рождественке. Была Жданова, теперь — Рождественка. Что им там, в Моссовете, кроме переименований заняться нечем? В голове у Алексея Борисовича никак не укладывалось, чего ради, улица Кирова стала опять Мясницкой, Горького — Тверской, а площадь Дзержинского сделалась Лубянской… Как коренному москвичу, выросшему в советскую эпоху, ему претил вал переименований, обрушившихся на Москву.
Ну да бог бы с ним, с поветрием повсеместного возврата исторических названий. В данный момент он держал путь в находившийся по адресу Рождественка, 12 Институт востоковедения Академии наук СССР и шёл он туда с конкретной — конкретнее не бывает — целью: пообщаться с человеком, который, как надеялся подполковник, поможет внести ясность в терзавший его вопрос. Имя человека, с которым он намеревался встретиться было Григорий Григорьевич Котовский. Как нетрудно догадаться, был он не только тёзкой, но и сыном легендарного сперва разбойника, а позже красного комбрига, комдива и наконец комкора Григория Ивановича Котовского, ну а помимо того ещё и крупным учёным-индологом, автором трёх сотен научных работ и лауреатом международной премии имени Джавахарлала Неру. Впрочем, научные достижения Григория Григорьевича муровского сыщика интересовали мало.