Лицо Уэйна исказилось. — Да, именно этот нож я вонзил в сердце твоего дяди, когда он сказал мне, что переведет тебя на второе место, когда тебе исполнится восемнадцать. Тем же ножом, которым я разрезал твое лицо, мальчик. Видишь ли, Сет был создан для лидерства. Пока не появилась твоя задница и не смягчила его. Я и парни, мы видели это в течение многих лет. Мы планировали вытолкнуть его. Мы пришли в тот вечер, чтобы поговорить с ним об уходе. Но потом он выкинул эту чушь о том, что заставит меня уступить тебе место. И, ну, у нас с парнями не было терпения на это дерьмо.
Все они.
Все его люди отвернулись от него, замышляли его гибель.
Тогда все они приняли участие в его убийстве.
А потом и в моем избиении.
Неудивительно, что у меня было так много повреждений.
Я почувствовал странное спокойствие, когда посмотрел на нож, вертя его в руке, представляя, как кровь моего дяди заливает лезвие, моя собственная кровь смешивается с ним.
— Брось, Рай, — сказал Уэйн, закатывая глаза. — Ты никогда в жизни не проливал крови, кроме разбитого носа. Ты не собираешься использовать его на мне.
Он был прав в одном и ошибался в другом.
Это правда, что я никогда раньше никого не резал и не стрелял. Я никогда не нуждался ни в чем, кроме своих кулаков.
Но мне также никогда не нужно было мстить за смерть единственного порядочного человека, которого я когда-либо знал.
Так что я, блядь, решительно собирался использовать на нем его же нож.
Затем я отступил и вонзил лезвие ему в сердце, как он сделал с моим дядей, затем вытащил его и полоснул по щеке, как он сделал со мной. А потом я сидел и смотрел, как он захлебывается собственной кровью, наблюдая, как его грудь сжимается так же неестественно, как у моего дяди в течение долгих двух минут перед смертью.
Черт, его тело было почти точно в том же месте, где было тело Сета, когда он умер.
Я встал, вымыл руки, засунул перочинный нож в сумку вместе со всеми вещами, которое я смог собрать, включая огромный запас наличных, которые Сет держал, чтобы расплачиваться со своими поставщиками, а затем положил ее в кусок дерьма моего дяди, только наполовину восстановленный Шевроле Шевель.
Но я не уйду. Ещё нет. О, нет.
Потому что Уэйн был не единственным человеком, которому нужно было платить.
Они все так и сделают.
В ту ночь, на короткое время, я перестал быть собой.
Все горе, любовь, предательство — все это смешалось воедино, пока не стало большей частью меня, чем я был раньше.
В ту ночь я отправился пешком и отомстил.
За моего дядю.
За себя.
За мертвое чувство преданности внутри меня.
Второй мужчина получил то же самое, что и Уэйн. Третьего я ударил ножом десять раз, когда ярость начала выходить на поверхность. Следующему досталось и то, чем он предал моего дядю, когда я с ним покончил: его язык, его руки, его яйца. Он умер еще до того, как я добрался до той части, где я удалял части его тела, как у трупа в медицинской школе. Я был уверен, что от последнего мужчины осталась только эта окровавленная куча мяса, в которой больше не было ничего человеческого.
Закончив, измазанный кровью и воняя смертью и потом, я забрался в машину моего дяди и уехал из города, который, как я знал, позволит мне быть только монстром, которым я стал в ту ночь, а не человеком, которым, как я знал, я был под всем этим.
Я выбрался из Детройта со шрамом на лице и какими-то темными отметинами на душе, которые не давали мне спать по ночам, образы моего дяди, делающего последние вздохи, когда он пытался предупредить меня о змеях в нашей траве, и образы моей руки, вонзающей нож в сердце человека, который был мне семьей, и наблюдающей, как он захлебывается собственной кровью, глаза вылезают из орбит, языки отрезаются, внутренности вываливаются наружу, а смерть становится не чем иным, как спортом, были воспоминаниями, которые всегда прилипали к внутренней стороне моих век, когда я пытался их закрыть. Но я решил, что это справедливое наказание.
Шевель умер у меня в какой-то дерьмовой части города в Джерси.
Я решил, что это судьба, снял убогую квартиру над винным магазином на те деньги, которые у меня были, и начал работать в автомастерской. Так я познакомился с Кэшем. Мы поладили. Он водил меня в клуб. Рейн кивнул мне, когда я проявил интерес к тому, чтобы стать проспектом. С этого момента все стало историей. У меня была новая семья. У меня были люди, которые были преданы в смерти и за ее пределами.