В ответ на это губы Ренни слегка дрогнули, прежде чем снова сложиться в прямую линию, и я впервые увидела, что он не тот человек, за которого я его первоначально приняла. Он очень хорошо носил свою маскировку: беззаботный, веселый, милый, дурачок с добрым сердцем. Он никогда не оступался, если не считать драки с Дюком, и, что ж, они были мужчинами, а иногда мужчины просто дрались, потому что в их инстинктах было решать проблемы кулаками, а не словами. В противном случае, он был на сто процентов тем Ренни-маскировщиком все время.
Но человек передо мной был тем человека, который скрывался под этим.
И в его глазах было немного холода, немного пустоты в голосе, в нем была какая-то резкость, которая, можно поклясться, могла разорвать тебя на куски, если ты подойдешь слишком близко.
— Давай попробуем еще раз. Какие у тебя дела с боксерским центром?
— Какого хрена это имеет значение? Ты бы спросил меня, если бы это был какой-нибудь заурядный звонок из спортзала?
— Разве какой-нибудь заурядный физкультурник стал бы звонить тебе двадцать с лишним раз за одну ночь?
— Если бы я была должна им деньги, возможно, — размышляла я.
— Мило, — сказал он, качая головой, и я увидела там борьбу между двумя личностями Ренни. В конце концов, тот резкий победил. — Но отделы выставления счетов не будут звонить в нерабочее время.
— Если бы они были, скажем, в Калифорнии, возможно, они бы это сделали.
— Хорошая попытка, Вайолет, но я не дурак.
— Почему тебя волнует, кто мне звонит?
— Потому что это не нормально, и мне это не нравится.
— Господи, Ренни, я никогда не считала тебя такой задницей.
— Ты многого обо мне не знаешь, Мейз.
Именно в этот момент на первый план в моем сознании вышли слова Дюка, слова, которые он сказал, когда говорил о Ренни: «Не все такие, какими кажутся, Эйз».
Знал ли тогда Дюк о Ренни? Была ли та тьма, что была в Ренни, причиной их ссоры?
Потому что, честно говоря, из-за того, как он себя вел, мне самой захотелось провести с ним пару раундов.
— Интересно. Значит, тебе позволено иметь свои секреты, а мне свои нет?
— Что-то в этом роде. По крайней мере, не от меня.
— Что делает тебя таким особенным?
— К.С.И. бокс, Вайолет. Почему именно они? Почему так много звонков? Почему ты выглядела такой испуганной после того, как перезвонила им? И не оскорбляй меня, говоря, что ты им не перезвонила и что ты не выглядела испуганной, потому что если у меня и есть что-то, то это наблюдательность.
— Да, хорошо, — сказала я, закатывая глаза. Это было по-детски, и это не служило никакой реальной цели, но, столкнувшись с этой стороной Ренни, я забыла все тренировки, которые Кей пытался вбить в меня.
— Например, ты лазаешь по деревьям, когда у тебя хреновое настроение. Ты можешь готовить, но это не та задача, которая тебе особенно нравится. Итак, из этого я собираюсь сделать вывод, что ты выросла с кем-то, кто действительно любил готовить, и он или она, скорее всего, была полна решимости вбить в тебя этот навык, нравится тебе это или нет.
Ну, моя бабушка была у него на крючке.
— Почему не он? — Я ухватилась за эту тему, будучи единственной, которая не была слишком близка к дому.
— Потому что такие девушки, как ты, не берут пленных, я-могу-делать-все-что-может-парень, мне-не-нужны-мужчины… как правило, они не происходят из семей с сильными мужскими образцами для подражания. Когда у тебя есть сильная мужская модель для подражания, ты знаешь, что можешь доверять мужчинам, ты можешь положиться на них, тебе не нужно доказывать им про себя или что-то еще. Так что ты, Мейз, я очень сомневаюсь, что у тебя в жизни были мужчины. Мать-одиночка. Бабушка-одиночка. Что-то вроде того.
И то, и другое было правдой.
Боже.
Боже.
Была ли я такой открытой книгой или Ренни просто очень хорошим читателем?
— Тебе нужны еще примеры? С прошлой среды по три дня назад у тебя были месячные. Ты не жалуешься и не стонешь, но у тебя начинаются судороги. Я знаю это, потому что ты бессознательно потираешь живот. Это не то, что ты делаешь, когда голодна, поэтому можно было бы предположить, что это было из-за боли. Ты и Репо, у вас есть любовь-ненависть, и сексуальное напряжение между вами можно разрезать гребаным ножом. Ты…
— Ладно, хватит. Я понимаю, ты замечаешь вещи, — огрызнулась я, искренне напуганная тем, что какой-то один человек мог извлечь так много фактической правды, просто… случайно наблюдая за мной.
— И я заметил, что ты перезвонила, и я заметил, что ты упала на забор, как будто то, что ты услышала, напугало тебя.