— Ты слишком чертовски упряма, чтобы тебе можно было доверять и оставить в ванне одну, — сказал он, забавляясь, когда его руки ослабили давление.
Я сделала настолько глубокий вдох, насколько позволял мой заложенный нос, закрыв глаза и пытаясь заставить себя расслабиться. — Я чувствую себя ужасно, — призналась я, и рука Репо мягко, успокаивающе двинулась вверх и вниз по моему боку.
— Я знаю, дорогая.
— Ты не должен меня так называть, — сказала я, чувствуя, как сон снова начинает терзать мой мозг.
— Я тоже это знаю, — сказал он, медленно выдыхая, когда его рука легла высоко на мое бедро, его пальцы задели материал моих трусиков, которые прикрывали мою задницу.
Последнее, о чем я подумала, прежде чем снова заснуть, было то, что мне было приятно находиться рядом с ним.
Глава 5
Репо
Она была не просто больна. Когда Дюк и Ренни сказали, что она плохо себя чувствует, я решил, что она просто простудилась или что-то в этом роде. Но, обнаружив ее без сознания во дворе, а затем пятнадцать тревожных часов после этого, когда она мучилась лихорадочными снами, я понял, что она не просто простудилась, она была серьезно больна.
Я пытался удержать ее в постели, когда дверь в мою комнату открылась и вошел Рейн, его темные брови нахмурились, когда он увидел эту сцену. — Слышал, она заболела, — сказал он, закрывая дверь. — Может, позвоним кому-нибудь? — спросил он, придвигаясь ближе к кровати, когда Мейз вскрикнула во сне.
— Если ситуация не изменится в ближайшее время, да. Это чертовски безумно, — сказал я, мой живот скрутило в узел, когда я почувствовал кожу ее рук под своими ладонями. Она была горячей, почти до такой степени, что к ней было не комфортно прикасаться.
— Кто-нибудь еще заболел? — спросил он, имея в виду кандидатов.
— Нет, но ни у кого из остальных расписание не было испорчено так сильно, как у нее. Должно быть, она смертельно устала. У ее иммунной системы не было ни единого шанса после того, как она застряла в той грозе позапрошлой ночью.
— Это не твоя вина, Репо, — сказал он, привлекая мое внимание. Он был прав, но в то же время ошибался. Технически, это была его гребаная вина. Но я не мог этого сказать. Черт, я чувствовал себя виноватым даже за то, что подумал об этом. Но это была и моя вина, потому что я был тем, кто изменил ее расписание, лишил ее сна, отправил ее в проливной, ледяной ливень, который длился почти всю ее смену. Как будто что-то в моем взгляде выдало меня, губы Рейна слегка скривились. — Да, я знаю, что это моя вина, — сказал он, пожимая плечами.
— Она не уйдет, — сказал я, глядя на нее сверху вниз, когда она извивалась в моих объятиях. — Невозможно, чтобы она спала больше шести или семи часов в неделю, и после этого не проявляла никаких признаков того, что сдается.
Рейн вздохнул. — Да, я знаю.
— Неужели так важно, чтобы она провалилась? — спросил я, мой голос был немного тихим, когда я вообще задавал ему вопросы.
— Ты видел, как Фокс загоняет ее в угол, когда застает одну? — спросил Рейн, зная, что я это видел, зная, что очень мало проскальзывало мимо меня. — А то, как Лось постоянно лезет в ее дела? Видел, как на нее глазеют старожилы? — Он помолчал, покачал головой и посмотрел на свои ноги. — Я не говорю, что могу гарантировать безопасность моих братьев, Репо. Это не та жизнь, которой мы живем. Некоторым из нас причиняют боль. Некоторых из нас убивают. Это выбор, который мы делаем, когда присоединяемся. Но я могу утешить своих людей тем, что под этой крышей они в безопасности друг от друга. Я не могу дать это Мейз. Как бы мне ни хотелось думать, что все мои люди хороши, имеют моральный компас и никогда не перейдут эту черту, я не могу этого обещать. У нас у всех есть тьма, и черт меня знает, если бы кто-нибудь из старожил не натворил какого-нибудь ужасного дерьма под руководством моего отца. Особенно для женщин, которым, как мы все знаем, эти мужчины не придавали большого значения. Я точно знаю, что в те дни не одна или две сучки из клуба подверглись жестокому обращению. Я знаю, что она не клубная шлюха, и я знаю, что она, по крайней мере, в какой-то степени способна позаботиться о своем дерьме, Репо, но дело в том, что… она маленькая, она не такая сильная, и она в меньшинстве. Я мог бы попытаться установить закон и угрожать мужчинам, но это было бы проблематично…
— Потому что ты выбираешь правильных кандидатов, а не исправление членов, — предположил я.
— Это, да, и потому, что даже это не является гарантией. Они напиваются, становятся злыми и глупыми. Что-то может случиться. И хотя последствия будут, блядь, быстрыми и, блядь, необратимыми, это не устранит ущерб. Я не могу иметь это дерьмо на своей совести, Репо. И ты тоже не можешь. Ей здесь не место. Чем скорее она поймет это, поймет, что мы делаем это не для того, чтобы быть придурками, а в ее интересах, тем лучше.
И снова я понял его точку зрения.
В этом нельзя было отрицать логику.
Старухи, они были защищены из-за необходимости уважать ваших братьев. Никто даже не взглянул бы на Саммер, Ло или Джейни искоса, опасаясь, что их мужчины выколют им глаза.
У Мейз не было такой защиты.
Если кто-то требовал от женщин слишком многого, получал отказ от одной из сук или был больным ублюдком, которые любили драку, любили брать то, что не было свободно предложено, Рейн был прав… не было никакого способа обещать, что этого не может произойти. И хотя будут последствия, он также был прав в том, что это не уберет ущерб. Мейз придется иметь дело с тем, что произойдет.
Я видел, что Рейну хотелось бы иметь возможность безоговорочно доверять всем своим людям. И хотя он доверял тем, кого назначил сам: Кэшу, Волку, мне и примерно трем или четырем другим парням… Он ничего не мог поделать с другими мужчинами, теми, кто был рядом, когда он еще не был на ногах. Он не мог выгнать их из-за того, на что они могли быть способны. И поскольку он не мог этого сделать, он не мог сказать Мейз, что она в такой же безопасности, как и любой другой мужчина.
Это было неправильно.
Это было несправедливо.
Это отстойно.
Но все было именно так.
— Вылечи ее, — ворвался в мои мысли Рейн. — И тогда вытащи ее отсюда. Чем скорее, тем лучше.
С этими словами Рейн оставил меня наедине с Мейз.
Каждые несколько часов я приводил ее в сознание достаточно, чтобы всунуть в нее какие-нибудь жаропонижающие и обезболивающие лекарства, прежде чем она снова теряла сознание. Она не ела. Она почти не пила. И к тому времени, когда я вошел и открыл эту дверь на шестнадцатом часу, я серьезно волновался, что мне придется завернуть ее и тащить в больницу, чтобы влить в нее немного жидкости. Но я вошел, чтобы найти ее на кровати, несколько настороженную, и я почувствовал, как мне стало немного легче.
Ее лихорадка все еще была, поэтому я потащил ее в ванную и уложил в ванну. Усталая, слабая, больная и несчастная, ее защита, которую она носила как непроницаемый щит, ускользнула. Как только она закончила бороться со мной в воде, она свернулась калачиком на боку, ее рука держалась за мою, когда она потеряла сознание. Она мирно проспала полчаса, пока я трижды пытался слить воду и снова наполнить ее горячей водой, пока ее кожа не перестала быть огненной. Но даже после этого я оставался с ней еще двадцать минут, поглаживая рукой ее бок или ее длинные фиолетовые волосы.
Видите ли, проблема была в том, что мне чертовски нравилась Мейз.
В моем образе жизни, в нашем образе жизни, было легко начать рассматривать женщин не более чем как куски задницы. Для таких мужчин, как я, которые проводили большую часть своего времени в клубе, большинство женщин, с которыми мы вступали в контакт, были клубными шлюхами, поклонницами байкеров, женщинами, которые просто хотели трахнуть плохого парня. И хотя в последние годы, с появлением Ло и Джейни и их собственного бренда гендерного насилия, их было недостаточно, чтобы внести большие изменения в образ мышления каждого.