Это была странная привычка, которую я приобрела после того, как моя бабушка взяла меня к себе в детстве. Когда я росла в городе, вокруг обычно было не так много деревьев, не говоря уже о тех, которые были достаточно сильными, чтобы лазить. Но когда мама была не в настроении, и я больше не могла этого выносить, я вылезала в окно и поднималась по пожарной лестнице, пока не попадала на крышу того многоквартирного дома, в котором мы жили в то время. У моей бабушки в Вермонте не было пожарных лестниц. Но время от времени в моей жизни все еще присутствовал взрослый человек, который о чем-то говорил, и мое желание убежать от этого. Учитывая, что мы жили в маленьком викторианском доме в лесу, вокруг было много старых, крепких деревьев. Поэтому, когда бабушка начинала приставать ко мне, я выходила во двор и залезала на дерево, часто не спускаясь, пока не стемнеет и мой урчащий желудок не заставлял меня, наконец, спуститься и найти еду.
Может быть, это было незрелым.
Но дело в том, что у меня больше нигде в комплексе не было уединения. Казалось, в их койках всегда кто-то есть. Или, в случае Ренни, его кресле. В большой комнате всегда было полно народу. И мы не должны были уходить без разрешения. Я знала, что никогда этого не получу. Так что единственное, что я могла сделать, это немного подтянуться и подняться над всем этим. Мне нужно было время, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Учитывая, что я, по-видимому, была «наказана», пока не докажу, что я не какая-то слабая баба, у меня не было причин даже находиться в комплексе. Технически, если нам прямо не давали работу, мы были свободны делать все, что, черт возьми, мы хотели, пока мы оставались на территории. Я была на территории. Так что никто не мог сказать об этом ни хрена.
Ну и что с того, что Репо поцеловал меня? И что с того, что это немного потрясло мой мир? Это был поцелуй. Поцелуй — это ничто. Мы оба были взрослыми. Мы также оба понимали, как обстоят дела. Он даже сказал, что будет лучше, если мы проигнорируем то, что было между нами.
Мне нужно было перестать быть такой девчонкой.
Ничего особенного.
Единственная причина, по которой это произошло, заключалась в том, что он выполнял какую-то миссию, чтобы доказать, что я хочу его. Это было эгоистично. И чем больше я об этом думала, тем больше злилась. Что за дерьмовый поступок. Осёл.
Я довела себя до того, что считала праведным гневом, к тому времени, когда услышала, как подо мной прочистилось горло, удивив меня настолько, что я подпрыгнула и почти упала вперед, прежде чем мои руки опустились, чтобы не упасть.
Это был он.
Конечно, так оно и было.
Кто, черт возьми, еще это может быть?
— Ты закончила дуться, Мейз?
О, этот ублюдок.
— Я не дуюсь. Я сижу здесь, чтобы не оторвать твою гребаную голову.
Брови Репо приподнялись, но он не вызвал меня на разговор. — Ты такая милая, когда обижаешься.
— Ты все время такой придурок. — Это была еще одна ложь. В общем, он был довольно милым парнем. Я имею в виду, что он ухаживал за мной, когда я болела. Сколько женщин могут утверждать, что парень делает это для них?
Репо громко вздохнул и покачал головой. — Ну, этот придурок принес тебе немного еды, — сказал он, размахивая тарелкой, которую я не заметила, как он держал. — Так что ты можешь лезть дальше и сидеть там, и голодать, чтобы доказать какую-то глупую точку зрения, или ты можешь спрыгнуть вниз и съесть что-нибудь, чтобы ты, черт возьми, снова не потеряла сознание.
— Ты готовил для Дюка, Ренни и других придурков? — спросила я, скрестив руки на груди.
Репо покачал головой, оглянувшись через плечо на минуту, прежде чем снова поднять голову и посмотреть на меня. — Мэйз, мы можем просто… черт возьми, не делать этого? Ты злишься на меня. Я все понял. Черт, я, наверное, это заслужил. Но неужели ты действительно должна бросать это мне в лицо каждый раз, когда я делаю что-то наполовину приличное?
— Вот что я тебе скажу, — сказала я, мои слова были намного резче, чем нужно, учитывая, что он снова был хорошим парнем, — держи свои гребаные руки подальше от меня, и у нас не будет проблем.
— Справедливо, — сказал он после долгой паузы, наклонившись, чтобы поставить тарелку на землю, прежде чем повернуться и уйти от меня.
Я обернулась через две минуты после того, как он исчез внутри комплекса, прежде чем спустилась вниз и принялась за чертовски идеальный, пышный омлет, с помидорами, шпинатом, луком, грибами, беконом и сыром чеддер.
Так что он целовался с золотой медалью, был смотрителем, проверенным крутым байкером, во всем хорошим парнем… и он умел готовить?
Здорово.
Это было просто фантастически.
Глава 7
Мейз
Ровно через неделю Приспешники устроили какое-то гигантское барбекю. Таким образом, накануне вечером члены клуба получили настоящее удовольствие от того, что все наши кандидаты были чертовски измотаны. Мы убирались. Мы готовили. Мы накрыли столы. Мы побежали в продовольственный магазин. Мы заполнили задний бар. Мы постирали простыни на всех кроватях, потому что все пришитые братья знали, что они будут слишком истощены, чтобы потом ехать домой.
К тому времени, как спустилась темнота, мы устали до костей. Лось и Фокс легли спать, прежде чем кто-либо еще успел что-либо от них потребовать. Я все еще была в большой комнате с бутылкой Пледж (прим.перевю: Pledge — марка моющего средства) и приказом сделать каждую деревянную поверхность достаточно блестящей, чтобы в ней можно было увидеть отражение. Этот приказ исходил от какого-то придурка по имени Мюррей, который по возрасту годился мне в дедушки и был настоящим подлым сукиным сыном. Но это был приказ от члена клуба, и я должна была делать то, что мне сказали.
Кэш, Волк, Репо и Рейн собрались в баре, чтобы выпить по кружке пива и пошутить, когда задняя дверь распахнулась и вошел Ренни, его обычно открытое и улыбающееся лицо застыло в жестких морщинах, руки сжались в кулаки по бокам.
Дюк стоял на пятках, его волосы были распущены, все его тело практически искрилось от гнева. — Мы еще не закончили, ублюдок, — крикнул он, звук был таким неожиданным и громким, что я фактически выронила бутылку Пледж, когда повернулась и прижалась спиной к стене как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ренни развернулся и нанес правый хук в челюсть Дюка.
Действующие члены начали кричать, хлопать, улыбаться, подбадривать его, когда Дюк врезался в Ренни, отправив их обоих в полет, тяжело приземлившись на кофейный столик, который подался под их весом и рухнул на пол.
Я просто стояла там, совершенно ошеломленная.
Судя по тому, что я видела за последние несколько недель, Дюк и Ренни ладили. Ну, как и все, кто ладил с Дюком. Он был не из тех, кто сидит без дела, шутит и несет чушь. Но Дюк был достаточно дружелюбен ко мне и Ренни. Я, конечно, никогда не видела даже намека на враждебность между ними двумя.
Дюк был, совершенно очевидно, зол. Дело было в скованности его движений, в том, как он ничего не сдерживал, несмотря на то, что превосходил Ренни добрыми пятьюдесятью фунтами крепких мышц. К его чести, Ренни был быстр и ловок. Он с ворчанием принял удары, а затем ускользнул, прежде чем можно было нанести еще один. Он немного походил на боксерскую грушу, но сам сделал несколько хороших выпадов, которые произвели на меня чертовски сильное впечатление.