Так было, пока они не наняли меня, я думаю.
Видите ли, было много вещей, на которые я все еще могла претендовать: немного ненаблюдательная, слишком добродушная, не очень мыслящая на два шага вперед, но я не была и пообещала себе, что никогда больше не буду доверчивой или наивной.
И я чертовски уверена, что не собираюсь связываться с еще большим количеством преступников.
Черт возьми, я в некотором роде помогала им отмывать деньги, пока работала на них.
Я не собиралась, абсолютно не собиралась ввязываться в очередную зачистку, когда копам в конце концов будет с чем их преследовать.
Поэтому, обливаясь потом по всему телу, я сделала два набора копий всей имеющейся у меня информации. Я поместила каждый набор в отдельные конверты из плотной бумаги и запечатала их. Я засунула один в сумочку, а другой прижала к груди под курткой, пока на дрожащих ногах выходила из офиса и тащилась по восьми дюймам снега до самого ближайшего полицейского участка.
Меня встретил детектив Конрой Ашер, высокий, подтянутый и чертовски красивый для полицейского. Он провел меня в комнату и взял у меня папку, изучая содержимое с нахмуренными бровями. Однако, когда он посмотрел на меня, вместо того, чтобы увидеть радость, которую я ожидала от того, что наконец-то дала им информацию, необходимую для того, чтобы схватить братьев Козловых, я увидела беспокойство.
К этому моменту я была достаточно умна, чтобы понять, что все только что обернулось к худшему.
— Говори, — потребовала я, выпрямляясь, мой позвоночник внезапно почувствовал, что он сделан из стали.
— Господи, малыш, ты только что подписала себе смертный приговор, — сказал он, покачав головой и убирая документы.
Секунду я сидела, ошеломленно молча, пытаясь привести в порядок свои мчащиеся мысли, чтобы ухватиться за одну из них. — Мой… смертный приговор?
— Причина, по которой Козловы не были заключены в тюрьму, не имеет ничего общего с отсутствием улик, все это связано с некоторыми друзьями в некоторых высших кругах. Это, — сказал он, поднимая папку, — исчезнет. А потом, скажем, через двадцать минут после того, как это произойдет, и ты тоже.
— Но… но как они это сделают…
— Давай, малыш. Не глупи, — сказал он, качая головой. — У меня нет выбора, кроме как подписать это в качестве улик. Кто-нибудь между этим местом и хранилищем улик найдет документы, воспользуется этим, позвонит Козловым, и тогда все это станет пропавшими уликами и отчетом о пропавшем без вести.
— Я думала, что поступаю правильно… — начала я, чувствуя, как глупые, бесполезные слезы жгут мне глаза.
— К сожалению, ты поступаешь правильно. Но Козловы держат все в ежовых рукавицах, и они отследят это до тебя за считанные минуты, и тогда ты либо умрешь, либо пожалеешь об этом. Это был правильный ход, мисс Маккензи, но он был не самый умный. — Он двинулся, чтобы встать, и я тоже вскочила. — Надеюсь, в ближайшее время мне не придется читать о тебе в газетах или видеть твое тело в морге.
— Но… нет. Блядь, нет! — крикнула я, хлопнув рукой по металлическому столу. — Не говори со мной, как с ходячей мишенью, — потребовала я, злясь больше, чем когда-либо в своей жизни. Он был полицейским. Его работа состояла в том, чтобы служить и защищать. В данном случае его работа состояла в том, чтобы служить и защищать меня. Он не мог просто ходить и выражать соболезнования в связи с моим, казалось бы, неизбежным кровавым убийством. Ни в коем случае.
— Малыш, я ничего не могу сделать. Эти улики пропадут, и тогда у меня не будет причин предлагать тебе защиту.
— А что, если бы у меня были… копии?
Его лицо стало серьезным. — Тогда я предлагаю тебе спрятать их в хорошем месте, пока ты не найдешь полицейского, которому, как ты знаешь, ты сможешь доверять, который не будет иметь никаких связей с русскими или с кем-либо из их союзников.
— Как я должна это сделать, если я, очевидно, собираюсь закончить с пулей в голове в каком-то переулке?
— Задушена, — автоматически поправил он.
— Прошу прощения?
— Задушена. Козловы не очень-то любят оружие, хотя я уверен, что оно у них есть. Им нравится убивать в тесном контакте, чувствуя, как ты испускаешь свой последний вздох в их руках.
— Отлично, — сказала я, моя рука поднялась, чтобы погладить мое горло, когда я подумала о сильных, умелых руках Виктора и Руслана, держащих кусок проволоки между ними и вокруг моей шеи, пока я борюсь за дыхание.
— Эй, смотри, — сказал он, подойдя ближе и понизив голос. — Я не могу предложить тебе защиту, но я могу предложить тебе спасательный круг, — сказал он, его серьезные карие глаза смотрели на меня.
— И что же это такое?
— Кей.
— Кей? — повторила я.
— Он… ну, я не знаю, кто он такой. Но ходят слухи, что он помогает таким женщинам, как ты, женщинам, которым больше некуда обратиться. Он скрывает их.
— Он… скрывает их?
— Да. Я знаю, что это звучит не очень хорошо, но какой у тебя есть другой вариант?
Ну, я решила, что у меня есть лучшие варианты, чем то, что какой-то случайный чокнутый «скроет» меня, это было чертовски точно.
— Центр боксерской подготовки К.С.И., — сказал он, его слова были немного жесткими. — Когда ты вытащишь свою голову из задницы и увидишь, что это твой единственный вариант, тащи ее туда.
— Хорошо. Ну, гм… Я знаю, что должна сказать спасибо, но…
— Я понял, — кивнул он, открывая мне дверь. — Не дай себя убить, мисс Маккензи.
С этими зловещими словами я вернулась в метель. Восемь дюймов выпавшего снега неуклонно приближались к десяти, пока я тащилась домой, улицы были призрачно пусты, если не считать случайных снегоуборочных машин. Это заняло большую часть часа как потому, что тротуары были завалены, так и потому, что я не торопилась, пытаясь привести в порядок свои мысли, взвешивая свои варианты. К тому времени, как я набрала код на наружной двери, мой нос, кончики пальцев и все, что было под моей талией и не защищено моим тяжелым зимним пальто, замерзло.
Мне нужно было уехать из города.
Это было очевидно для меня.
Если какой-то крутой коп говорил мне бежать, спасая свою жизнь, что ж, только идиот не последовал бы этому совету. Мой план состоял в том, чтобы схватить сумку, бросить в нее самое необходимое, например, жемчужные серьги, которые подарила мне бабушка, и кольцо, которое я купила себе, когда закончила учебу, а потом просто… уехать. В городе у меня все равно ничего не было. Не совсем. У меня было несколько случайных знакомых, но ни настоящих друзей, ни семьи. Было бы нетрудно уехать, двигаться дальше. Это была большая страна, я могла поселиться где угодно.
На самом деле я была почти немного взволнована этой перспективой, когда завернула за угол к своей квартире. Но как только я это сделала, я обнаружила своих соседей с другой стороны коридора, гей-пару, которую я считала своими знакомыми, вместе с моим управляющим, стоящим перед открытой дверью моей квартиры. Можно сказать, что мое волнение быстро улетучилось.
— Привет, Мэйси, — приветствовал меня Курт, гигантский афроамериканский балетный танцор с самыми добрыми глазами, которые я когда-либо видела, его тон был успокаивающим.
— Что происходит? — спросила я, но я знала. Конечно, я знала. Черт, детектив-Мак-Красавчик сказал, что через несколько минут братья Козловы узнают о моем предательстве. Дерьмо.