Дерьмо, дерьмо.
— Все в порядке, — сказал Энди, парень Курта, светловолосая голубоглазая модель, подняв руки. — Мы с Куртом услышали шум, — объяснил он, когда я встала рядом с ними, заглядывая в свою квартиру. — Курт вышел, пока я звонил управляющему и обнаружил в твоей квартире мужчину. Он спугнул его, — сказал он, потирая живот Курта, глядя на него со смесью благоговения и возбуждения. — Он гнался за ним по улице, — продолжал он с улыбкой.
Но я не обращала на это особого внимания.
Потому что все, что я могла видеть это то, что все в моей квартире было в руинах. Картины были сорваны со стен, диванные подушки разрезаны, повсюду поролон. Содержимое моих кухонных шкафов было разбросано по всем поверхностям. Даж моя расшатанная половая доска была разломана.
— Эй, эй, Мэйси, — встревоженно сказал Курт. — Все в порядке. Мы собираемся все это уладить. Я хорошо разглядел парня, чтобы передать информацию полиции.
— Дай угадаю, — сказала я глухим голосом. — Рост шесть футов три дюйма, широкие плечи, широкий во всем. Темные волосы, темные глаза. Отчетливый русский акцент...
— Ты знаешь, кто…
— Я должна идти… я… спасибо, но я должна идти, — пробормотала я, поворачиваясь и убегая.
Спускаясь по лестнице, я выхватила из кармана телефон и сказала в него: «Адрес центра боксерской подготовки К.С.И.», — четко произнесла я, услышав сигнал, когда поиск сработал как по волшебству. Появился адрес, и я убрала телефон, схватила одинокое такси, которое нашла снаружи, и выкрикнула адрес с колотящимся сердцем.
Такси бросало по всей дороге на слякотных следах, оставленных снегоуборщиками, но это не имело никакого отношения к моему подпрыгивающему животу.
Когда такси остановилось в дрянном районе перед отремонтированным, большим зданием из темно-серой штукатурки с идеальным, жирным шрифтом над дверью Центр боксерской подготовки К.С.И., я начала сомневаться в суждениях Детектива-Мак-Красавчика. Но у меня не было другого выбора, я заплатила водителю и вылезла, перелезая через огромную кучу снега, чтобы добраться до тротуара. Я упала вперед, сильно ударившись о стеклянную дверь и издав стон. К тому времени, как я снова встала на ноги, отряхивая снег с ног, дверь распахнулась, привлекая мое внимание.
А потом в дверях появился мужчина.
Он был высоким и широкоплечим, но таким компактным, каким были только боксеры. У него была темная кожа и проницательные глаза, и даже во время снежной бури, которая, очевидно, держала его бизнес закрытым, он был в безупречном костюме. На запястье у него были дорогие золотые часы, которые были на сильно покрытой шрамами руке. Мои глаза снова поднялись.
— Ты Кей? — спросила я, стуча зубами от холода, адреналина и страха.
— Да.
— У меня неприятности.
— Да, это так, — тут же согласился он, как будто каким-то образом почувствовал мое отчаяние. Черт, может быть, это просачивалось из моих пор. — Заходи, — сказал он, входя внутрь и придерживая дверь открытой, чтобы я могла пройти.
Внутри Центр боксерской подготовки К.С.И. был элегантный и современный, но очень мужественный, с открытыми оштукатуренными стенами и цементными полами. Слева, когда вы входили в дверь, был офис, а справа — зона отдыха у панорамного окна с длинным черным кожаным диваном перед низким черным журнальным столиком. Там была небольшая машина для напитков с кофеваркой на одну чашку. Впереди и ближе к задней части был, ну, боксерский зал. Там было черный ринг с веревками. На левой стороне зала была линия боксерских груш. Справа на стене висели скакалки и огромная коллекция оружия, только треть из которого я узнала.
— Кофе, чай, горячий шоколад? — предложил он, направляясь к стойке с напитками. — Выбери один. Тебе нужно согреться.
Последнее, что мне было нужно, — это кофеин; я была достаточно возбуждена. —Горячий шоколад.
— Хорошо. Итак, в какие неприятности ты попала? Я не вижу никаких синяков, поэтому сомневаюсь, что твой парень бьет тебя.
— У меня нет бойфренда.
— Хорошо, — сказал он, вставляя капсулу горячего шоколада в машину и нажимая кнопку. — Послушай, если тебе нужна помощь, ты должна ввести меня в курс дела. Если нет, то вот дверь, — сказал он, указывая на нее. — У меня нет времени на увертки или полуправду. Если тебе нужна моя помощь, ты должна быть честной со мной.
И это, ну, это звучало достаточно справедливо. Я кивнула, положила сумочку и потянулась за конвертом. Я протянула его ему. — Я вела бухгалтерские книги для братьев Козловых. До сегодняшнего дня я понятия не имела, чем они занимаются. Я отнесла это, — сказала я, когда он с бесстрастным лицом пролистал бумаги, — в полицию.
— И что?
— И детектив, с которым я разговаривала, в значительной степени сказал мне, что я облажалась, и сказал, что они придут за мной. Он дал мне название этого места и твое имя, и отправил меня восвояси. Я пошла домой и… один из них уже был там, так что я просто… убежала.
— Сюда.
— Да.
Он кивнул, убирая бумаги, но не возвращая их мне, когда выдохнул. — Знаешь, что я все чаще и чаще встречаю на этой работе? — странно спросил он, не оставляя мне другого выбора, кроме как спросить.
— Что?
— Мужчины облажались, а женщины остаются с ущербом.
Я замолчала, наблюдая за ним, сдвинув брови. — Это что, окольный способ сказать, что ты мне поможешь?
— Милая, я собирался помочь тебе в ту же секунду, как услышал, как ты врезалась в мою дверь.
— Вот так просто? — спросила я, мое недоверие к большому городу подняло свою уродливую голову.
— Да, именно так.
— Почему?
— Потому что это то, что я делаю.
— Но… почему? Я не смогу тебе заплатить…
— Я и не прошу тебя об этом.
— Так это просто по доброте душевной?
— Может быть, мы можем назвать это искуплением.
Я почувствовала, как выпрямилась, когда он потянулся за моей чашкой горячего шоколада. — Искупление? Ты напортачил и причинил женщине вред?
— Не так, как ты думаешь, — сказал он, протягивая мне чашку, которую держал в руках, от жара мои замерзшие пальцы неприятно покалывало. — Я никогда намеренно не причинял вреда женщине и не подвергал ее опасности. Но я не святой. Я сделал кое-что плохое, и я в долгу перед миром, чтобы вернуть в него что-то хорошее. Я вырос с мамой, которой каждые несколько месяцев бил по лицу сукин сын, в которого она влюбилась, когда я был слишком мал, чтобы что-то с этим поделать. Когда я был достаточно взрослым, я так и сделал. Делая это, помогая женщинам, я чувствовал, что это естественный способ загладить ошибки, которые я совершил в своей жизни.
Не зная, что сказать, я сделала глоток горячего шоколада.
— Детектив что-то говорил о вас… скрытие женщин…
На это он слегка улыбнулся мне. — Что-то в этом роде, да.
— Как что-то в этом роде?
— Скорее всего, если женщина приходит ко мне, то это потому, что у нее буквально нет других вариантов. Я беру это отчаяние и превращаю его во что-то, с чем я могу работать.
— И что же это?
— Решимость. Мне нужно, чтобы ты почувствовала желание жить до мозга костей. Легко сдаться. Очень просто впасть в безнадежность ситуации. Но я ни хрена не могу с этим поделать. Мне нужно, чтобы ты хотела любой помощи, которую я могу тебе оказать, так, как ты хочешь продолжать дышать. Потому что, откровенно говоря, в твоей ситуации моя помощь — единственный способ, благодаря которому ты будешь продолжать жить.
— Я не хочу умирать.
— Тогда тебе придется доказать это мне.
В то время я не знала, как много он имел в виду.
В ту ночь мне дали койку в комнате страха в боксерском центре.
Да, комната страха.
Когда я вставала, если бы я раскинула руки, я могла коснуться обеих стен этой комнаты. Она была совершенно белой, а сбоку стоял пластиковый контейнер с запасом воды, батончиками, мюсли и арахисовым маслом. К счастью, меня не заставили съесть это, получив достаточно приличную порцию остатков китайской еды и еще одну большую чашку горячего шоколада, прежде чем мне вручили большое пушистое одеяло и втолкнули в комнату, которая была невидима снаружи. И, хотя там было страшно, немного жутко и тихо, это было безопасно. С внешней стороны двери была даже камера, которая давала обзор на сто восемьдесят градусов снаружи, так что я могла быть уверена, что это безопасно, прежде чем я открою. И мне был дан строгий приказ никогда не открывать никому, кроме него, и даже была проинструктирована никогда не открывать, если он появится в дверях с кем-то еще. Потому что, если это было так, то это было против его воли.