— Лакшми! Богиня красоты и счастья! — прокричал Афсал. — Лакшми выходит из океана…
Она села рядом и прикоснулась к нему плечом.
— Я боюсь, — прошептала она. — Я боюсь за тебя, за нас с тобой… Это всё ужасно…
— А я боюсь тебя, — сказал Афсал, отодвигаясь. — Когда ты рядом, мне кажется, я сгораю…
— Бедненький, тебя в монастыре отучили быть самим собой. Ты боишься монахов? Учителя?
— Не надо! — остановил ее Афсал. — Я такой, какой есть.
— Но ты же любишь меня?!
Он не ответил, а только опустил голову.
— Вот видишь! А влюбленные всегда равны. Я слабая… Я не умею бороться… — шептала Селина. — Я люблю тебя, и на это уходят все мои силы. А ты… ты мог бы бороться, но ты не хочешь…
— Мы вместе. Это не так уж мало.
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Я думала, умру без тебя. Я не знала, что это так тяжело… Я даже похудела, видишь? — Она провела ладонью по своей талии. — И спать совсем перестала… Пойдем, что-то покажу…
Они вернулись в машину. Селина нажала клавишу вмонтированного в переднюю панель магнитофона. Зазвучал ее голос: «Милый, бесценный, где ты? Ты думаешь обо мне? Думаешь, я знаю…»
— Приеду сюда, подниму стекла и сочиняю тебе письмо. Говорю и реву… Вот ты и получил мое письмо!..
Магнитофон продолжал крутиться: «Помнишь, мы поехали к морю? В первый раз? Были на лекции, ты вдруг посмотрел на меня и подмигнул. И. в перерыве мы убежали. Потом ты рассказывал про свой монастырь, про свое детство… Я тогда подумала: он не похож ни на кого. И поняла: самое большое счастье — быть нам вместе…»
Оранжевые блики послеполуденного солнца дрожали на капоте автомобиля, ложились на щеки и лоб девушки, высвечивали волосы.
— Какая ты красивая! — сказал Афсал.
…Потом они одевались, и Афсал обнаружил в смятой рубашке свою чемпионскую медаль.
— Это тебе, возьми! — сказал Афсал.
— Так не полагается. Мне раковина.
— Я хочу! Пусть с тобой… Всегда…
Она согласилась. Перекинула ленту через голову, спрятала медаль под воротничок.
…Машина остановилась у обшарпанного каменного дома.
— Подождешь, я быстро. Потом ко мне, — сказал Афсал.
Афсал быстро поднимался по крутым маршам старой лестницы в родительскую квартиру. Дверь была не заперта, как будто его ждали. Он толкнул дверь и сразу попал в большую опрятную комнату, уставленную кроватями. Один угол отделял легкий полог, который сейчас не был задернут и открывал широкую двуспальную кровать и детскую кроватку рядом. Там сидела Суфия, совсем молодая женщина, почти девочка, и кормила грудью ребенка. Она подняла голову навстречу Афсалу и грустно улыбнулась.
Муж ее — Анвар, младший брат Афсала, хлопотал в это время около старой матери, которая лежала у окна на высоких подушках, полузакрыв глаза. Анвар шевелил губами, отсчитывая капли, падающие в мензурку.
— Афсал! — слабо позвала мать, и он присел рядом, погладил ее руку.
— Опять… — сказала она, показывай на середину груди. — Сейчас пройдет…
Из кухни вышла юная красавица Моми и, проходя, легко поцеловала Афсала в щеку:
— Здравствуй, брат! С приездом! Мама ночь простояла у подъезда, а папа не пришел. Видишь, что творится!
— Ты в порядке? — спросила Афсала мать.
— Я еще больше стал знаменит.
— Сейчас это опасно, — покачала головой мать. — Поищи отца, сынок. В порту стреляли… Поищи… За тебя я спокойна — ты не ввяжешься ни в какую драку.
— Я найду его.
Несчастной Тхи прострелили ноги, — сообщила Моми. — Она и так еле ходила. Шафикул отнес ее к себе.
— Шафикул закрыл лавку и притих, как мышь, — вставил Анвар.
— Ты не помог Тхи, а Шафикул помог! — упрекнула Моми Анвара.
— У меня ребенок! — взорвался тот.
Мать села, свесив с постели отекшие ноги.
— Дети, — сказала она, — два года я повторяла: осторожно надо входить в двери радости. А вы два года только и делали, что радовались. Другая жизнь! Вот и кончилась ваша другая жизнь. Теперь молю: будьте вместе и будьте осторожны! Послушайте свою старую мать, будьте скромны. Не думайте, что без вас мир пойдет другим путем. Не кричите, если можно промолчать… А ты, Афсал, пойди, поищи отца.
— Ко мне не получится, — сообщил Афсал Селине. — Поедем в порт. Отец с работы не пришел.
Селина сместилась вправо. Афсал занял место за рулем.
— Всегда он лезет в самое пекло! — сокрушался он по дороге. — Что за человек!..
— Ты другой, — ответила Селина, и было неясно — хорошо это или плохо.
Кончились окраинные улочки, начались кампонги — поселения рыбаков. Здесь жили и многие из тех. кто работал в порту. Легкие хижины на сваях, крытые пальмовыми листьями, шифером, кое-где железом. Над участками, поросшими бананами и кокосовыми пальмами, плыли голубоватые дымки.