«Нам» – это значит «нашему величеству»: прокурор высоко ценит свое положение и очень остро осознает собственную власть.
– Я сразу же отправил туда маршалов, чтобы никто не прикасался к телу, пока вы его не осмотрите. Инструменты у вас с собой?
– Вы же знаете, я с ними не расстаюсь!
Я смотрю на чемоданчик у своих ног, подаренный родителями в день защиты диссертации. Это был памятный день. Как они тогда поразились помпезности обстановки! На стенах теснились портреты сменявших друг друга деканов факультета, бюст Гиппократа терпеливо ожидал на колонне, когда я повернусь к нему и принесу первую в своей жизни клятву.
Моя мать, очень верующая, была потрясена, услышав, как я клялся «Аполлоном, Асклепием, Гигиеей и Панацеей, всеми богами и всеми богинями», но декан был нежно привязан к этому варианту текста клятвы.
Отец к тому моменту уже давно отошел от религии; несомненно, смерть его младшего брата в 17 лет от молниеносной дифтерии была с этим как-то связана. Но самым волнующим для родителей был момент, когда президент в черной c красным атласом кисейной мантии надел эпитогу[4] поверх моего плаща.
За несколько лет практики мой чемодан пополнился инструментами, связанными как с повседневной врачебной практикой, так и со вскрытием умерших. Я быстро понял, что последние, хотя и вызывают интерес очень немногих специалистов, тоже заслуживают внимания. Вот почему я приобрел набор инструментов для вскрытия, и он по-прежнему составляет предмет моей гордости. Что касается моих работ по судебной медицине, они нашли свое законное место в домашней библиотеке.
Прокурор редко отправляет меня на осмотр тела в дом покойного, но в этот раз он явно хотел поговорить со мной подальше от чужих ушей.
– Доктор, дело деликатное. Жертва – важный в нашем городе человек, очень влиятельный, знатного происхождения.
Я знаю, что прокурор так откровенен со мной только благодаря моему званию, приобретенному годами упорной практики, и благодаря самому опыту работы с трупами. Прокурор нуждается во мне. В противном случае меня вызвал бы простой жандарм в штатном режиме.
– Возможно, преступление совершено из корыстных побуждений – покойный был богат. Или связано с политикой: он был влиятелен, а у таких людей много врагов. Тогда дело приобретает еще более деликатный характер. Однако…
Прокурор на мгновение делает паузу, чтобы следующие его слова звучали весомее.
– Однако ситуация может оказаться и более затруднительной. Вероятно, в этом деле политика переплетена с вопросами морали. Как вы понимаете, я рассчитываю на то, что вы сохраните все в тайне – возможно, в деле замешаны самые высокие фигуры в городе. Мои полицейские хорошо осведомлены.
– Разумеется, господин прокурор. Вы же знаете, я могила.
– Докладывать будете только мне.
– Как и всегда, господин прокурор.
– Я предпочитаю, чтобы вы оставались в неведении относительно личности покойного. Хотя с вашим подходом вы легко узнаете, кто это…
– Ничего страшного, господин прокурор. Достаточно, если вы подтвердите, что опознали его, о чем я упомяну в своем заключении, где буду называть его «г-н Аноним, чья личность известна одному лишь прокурору».
– Идеально. Вы быстро схватываете.
– Это полезное для врача качество, очень ценится пациентами.
– И мертвыми?
– И ими тоже. Тела разлагаются быстро, и время не ждет.
– Мы едем в его охотничий замок. Эти места очень богаты дичью. Все леса и поля, через которые мы проезжаем, принадлежали ему. Аноним со своими высокими гостями устраивал тут псовую охоту.
Я понимаю, что вступаю в чуждый мне мир и придется быть еще осмотрительнее, чем обычно.
Мы въезжаем в ворота замка, охраняемые двумя гвардейцами. Аллея, ведущая к дому, кажется бесконечной, а поместье – огромным. Фасад соответствует, гармонично сочетаясь с двумя угловыми эркерами[5] на квадратной башне у входа. Замок в трауре, о чем свидетельствуют два спущенных из эркеров черных полотна, украшенных гербом хозяина здешних мест.
Экипаж останавливается у подножия монументальной лестницы, ведущей ко входу. У дверей ожидает дворецкий, несгибаемый, как правосудие. Вся прислуга выстроилась вдоль ступеней в окружении десятка жандармов.
Лакей открывает дверцу экипажа, и мы с радостью его покидаем: внутри удушающе жарко. Капитан жандармерии, мой добрый друг, приветствует меня коротким кивком – это разительно отличается от свойственного ему сердечного приветствия и настораживает, если не сказать – вызывает беспокойство. То, как он держится со мной, говорит о его внутренней напряженности. Среди палящей июльской жары меня обдает холодом от этого ледяного приема…
4
Одежда, которую носят через левое плечо, иногда составляет часть академической или придворной одежды. Обычно встречается во французских университетах, где полосы обрезки горностая обозначают степени (одна полоса – для бакалавра, две – для магистра и три – для доктора). В Соединенном Королевстве и Ирландии эта одежда чаще используется для обозначения дипломов, а не ученых степеней. –