События 15 и 29 сентября являются результатом долгого процесса завоевания своего места под солнцем, начавшегося вскоре после упомянутого фестиваля 1957 года, добавил Голомшток. Все годы между этими событиями так называемые «неофициальные художники» пребывали в СССР как бы в «чистилище», показывая свои работы только на квартирных выставках или в полуофициальных местах вроде вестибюля НИИ физических проблем и т. п. В то же время они могли изредка[45] показывать свои работы за границей, приглашать к себе западных дипломатов и постепенно набирать известность. Неразрешимость и противоречивость ситуации не могла не привести художников к фрустрации, закончившейся взрывом 15 сентября.
Дальнейший диалог о сути «неофициального искусства» оказался весьма любопытным. Голомшток объяснил, что это искусство слишком разнообразно и объединяет слишком широкий творческий спектр, чтобы стать художественным трендом или ярлыком. Неофициальным его делает скорее вопрос качества, чем политики. «В официальном искусстве есть определенный уровень качества, и всякий, кто работает на более высоком уровне, немедленно объявляется врагом. Неофициальные художники в целом не интересуются политикой. В отличие от писателей-диссидентов они не пытаются повлиять на политическое устройство или на ход событий, хотя иногда их деятельность и может привести к некоторым изменениям в жизни страны». Но настоящая борьба, добавил Голомшток, идет между соцреалистическим китчем и проявлениями творческой свободы, самовыражения. С 30-х годов соцреализм методично разрушал и выкорчевывал традиции и русского, и западного искусства. Образовался гигантский культурный вакуум, и сегодняшнее «неофициальное искусство» — это реакция на этот вакуум. В нем есть две основные тенденции: есть художники, которые стараются имитировать Уорхола, Лихтенштейна и других западных художников, но есть и такие, которые внимательно изучают традиции русского искусства и русского авангарда, — и Голомшток предпочитает именно их. Он считает, что есть четыре художника, чьи работы отличаются отменным качеством и русской оригинальностью, — это Оскар Рабин, Александр Харитонов, Дмитрий Плавинский и Борис Свешников, хотя корни их творчества не только в русском искусстве: они уважают те направления западного искусства, которые еще «не сошли с ума» и не стали искусством отрицания и разрушения. Думаю, сейчас немногие согласились бы с Голомштоком, и даже подборка иллюстраций к статье вызывает неоднозначные эмоции, но это уже не важно. В конце интервью он предостерег Запад от чрезмерного оптимизма в отношении развития ситуации в культуре в России, хотя и отметил, что выставка в Измайлово улучшила положение искусства в СССР и «приободрила» неофициальных художников. В этом же номере опубликована заметка Джонатана Стила о творчестве Вадима Сидура и только что открытой в Касселе его скульптуре, воспевающей борьбу за свободу. Безусловно, это было беспрецедентное событие для того времени, когда почти безвестный советский скульптор вдруг устанавливал бы свою работу в капиталистической стране! Скульптура представляет собой отлитую из алюминия фигуру человека, стоящего на коленях со связанными за спиной руками, — Сидур называет ее монументом всем, кто умер под гнетом тирании. На открытии памятника присутствовал бывший посол ФРГ в СССР д-р Х. Аллардт, а друг Сидура Сэмюэль Беккет прислал свои поздравления к событию, но автор скульптуры, разумеется, не смог приехать из-за отсутствия визы.
Вышедший в начале ноября бюллетень Human Rights in the USSR[46]№ 9–10 посвятил почти шесть страниц обзору событий, связанных с прошедшими «осенними выставками». В качестве эпиграфа к публикации автор использовал слова одного из участников выставки в Измайлово, сказанные им западному корреспонденту: «Как видите, в Москве иногда случаются чудеса. Сегодня мы испытали здесь первые четыре часа свободы».
Также в обзоре приводится абсолютно справедливое мнение газеты Le Monde о подоплеке экспозиции 29 сентября в Измайлово: такой невиданной доселе в Советском Союзе выставке позволили состояться, «несомненно, не в результате какой-либо значительной либерализации культурной и художественной политики в СССР, но потому, что где-то в высших кругах решили, что нужен эффектный жест, чтобы закамуфлировать (главным образом, для западного мира) жесткий разгон первой выставки 15 сентября».
Действительно, это событие произошло именно тогда, когда советские посланцы на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Женеве изо всех сил старались убедить своих западных коллег в бессмысленности усилий по наращиванию обмена идеями и информацией, и потому оно стало крайне неудачным для советской дипломатии.
46
Английский аналог эмигрантского бюллетеня «Хроника защиты прав в СССР», выпускавшийся в Нью-Йорке Валерием Чалидзе.