Скетчи Топаза — «Арабский ремонт в Министерстве обороны», «Обжорство», «Письмо резервиста из Ливана» — невозможно пересказать, да и не нужно. Его успех объясняется тем, что в закромах академического и книжного сионизма он раскопал волшебную лампу, способную пролить истинный свет на доморощенных космополитов.
Если в 50-е годы особо выделялось творчество Эфраима Кишона, то в 80-е годы выделяется творчество его молодого и плодовитого тезки Эфраима Сидона. В 1971 году Сидон впервые начал писать сатирические скетчи для эстрады. В 1972 году он поступил на исторический факультет Иерусалимского университета. Там и произошла знаменательная встреча со студентом юридического факультета Бени Михаэлем, ставшим соавтором Сидона. Вначале они писали для студенческой стенгазеты «Ослиная пасть», а потом, вместе с Коби Ниром и Ханохом Мармори создали популярную сатирическую журнальную колонку «Зу-Эрец» (игра слов: «Зу-Эрец» на иврите «Эта Земля», но на английском «Зу» — «зоопарк») и уже упомянутую телепрограмму «Головомойка», которая четыре года подряд с успехом выполняла роль внепарламентской оппозиции.
Вместе с Бени Михаэлем Сидон написал сценарий к десяти сериям комедийного телефильма «Родственнички», где современный Израиль показан на примере одной семьи.
Не менее успешно Сидон работает и один: он долго вел сатирическую колонку в журнале «Котерет рашит», потом перешел в ежедневную газету «Маарив» и — совсем неожиданно для профессионального сатирика — написал семь книг стихов для детей.
В них Сидон начал впервые разрабатывать неведомый в Израиле стихотворный жанр, который по-русски условно можно назвать «нескладухи».
Вот пример из сборника «Сад на лысине»:
Шутки и анекдоты, родившиеся в Израиле под иракскими ракетами во время войны в Персидском заливе, — лучшее свидетельство тому, что израильтяне не теряют чувство юмора даже в самые опасные минуты: никто ведь не знал, когда и как кончится эта война. А она кончилась в веселый праздник Пурим, который традиционно отмечается в честь избавления еврейского народа от гибели — персидский царь Артаксеркс повесил не евреев, как того хотел его визирь Аман, а самого Амана.
Глава четвертая
Глубокая связь между словами «человек» и «земля» существует не только в древнееврейском языке, однако только в нем «земля» («адама») и «человек» («адам») происходят от одного корня, что делает эту связь коренной. А слог «дам» — «кровь», входящий составной частью в оба слова, превращает эту связь еще и в кровную.
Тема «человек-земля» прозвучала в молодежной телепрограмме. С шестью израильскими старшеклассниками обсуждался вопрос, чем они считают службу в армии: правом или обязанностью?
Участники мгновенно разделились на «левых» и «правых». Оказалось, что «правые» вполне готовы нести воинскую повинность, в то время как «левые» вовсе не горят желанием служить в армии и «терять целых три года жизни».
Отношение молодежи к службе в армии отражено и в фильме «Блюз летних каникул». Фильм имеет точную временную привязку: первоначально автор назвал эту ленту «В августе 1970 года». Именно тогда у него самого закончились последние школьные каникулы — короткий отрезок времени между детством и армией. В него он и поселил своих героев — тель-авивских старшеклассников, сдавших выпускные экзамены на аттестат зрелости. Впрочем, в Израиле настоящий аттестат зрелости получают не в школе, а в армии. В 1970 году израильская армия все еще была вовлечена в «войну на истощение», без начала и конца, без лобовых столкновений и решающих боев. Просто две армии, сидевшие по обе стороны Суэцкого канала, пытались истощить друг друга регулярными артиллерийскими обстрелами. Странная война, на которой тем не менее убивали, как и на всякой другой.
Вчерашние школьники знали, что их тоже ждет Канал, и последние каникулы еще связывали их со старыми друзьями и безмятежным упоением жизнью.
Для этих мальчишек война как таковая не являлась чем-то далеким и неведомым: всего за три года до окончания школы они вместе со всей страной праздновали победу в Шестидневной войне. И особым шиком у них считалась служба в боевых частях, лучше всего — в десантных, ведь на форме у десантников есть «крылышки», от которых теряют голову девушки и бледнеют соперники-пехотинцы.
Долговязому, неуклюжему очкарику Йоси Цвилиху по кличке «Джо» никакие «крылышки» не светили, поэтому на своих проводах в армию ему даже не удалось потанцевать с той, в которую он был так долго и безнадежно влюблен. «Она ушла со старшиной-десантником», — записал в своем дневнике несчастный Цвилих перед тем, как друзья уволокли его на традиционную церемонию стрижки.
Йоси Цвилих не успел попасть на Канал — он погиб во время учений.
А курчавый Шмуэль Марголис не расставался с 8-миллиметровой любительской кинокамерой, которой он на прощание увековечивал друзей. Он же поставил для выпускного школьного вечера яркое антивоенное представление, с лейтмотивом «Не хотим, не хотим, не хотим войны, генералов, приказов, памятников».
Одаренному музыканту и композитору Моси всегда и во всем везло, и даже после получения призывной повестки оказалось, что он может остаться в тылу и не портить свои музыкальные пальцы.
Рядом с ним — пацифист и анархист Хареле, вооруженный десятком лозунгов, которые он писал карманным распылителем на стенах тель-авивских домов: «Нет — войне!» или «Голда, опомнись!» — под влиянием тогдашнего духа молодежного бунта, выплеснувшегося из Калифорнии в песнях Боба Дилана. Но наивный бунт Хареле окончился тем, что бунтарь пришел вместе со всеми на призывной пункт. И эти мальчишки «ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы».
В Израиле есть цензура, но не политическая, а военная. Она отнюдь не покушается на демократические основы общества, более того — с 1949 года действует письменное соглашение между правительством и Объединенным комитетом редакторов всех основных ежедневных газет о требованиях и полномочиях военной цензуры, которое периодически обновлялось, но с 1966 года его текст остался без изменений. По словам главного военного цензора, каждый новый вариант был все более либерален.
У военной цензуры есть единственная цель: «предотвратить огласку любой информации, которая может нанести ущерб безопасности государства».
Либеральный характер израильской цензуры зафиксирован в следующем параграфе: «…не существует цензуры по политическим и любым другим вопросам, коль скоро они не содержат материалов, связанных с государственной безопасностью».
Открытость израильского общества и либеральность цензуры представляют постоянный соблазн для журналистов, но по большей части журналисты хорошо знают, о чем нельзя писать, а цензоры — что нельзя цензурировать.
Израильскую цензуру характеризует и статистика, собранная специальной исследовательской группой при министерстве обороны Великобритании. В 1983 году исследователи выяснили, что с 1949 года зарегистрировано всего 180 жалоб — примерно по пять в год.
Английские специалисты считают, что израильская цензура «оперативна, эффективна, контролируема и побуждает журналистов своевременно представлять свои материалы для проверки».
В Израиле есть не только еврейская, но и арабская пресса, часто враждебная. Но цензор может контролировать и запрещать только подстрекательство к насилию. В остальном арабские газеты Восточного Иерусалима, Иудеи, Самарии и сектора Газы свободны публиковать любые политические заявления и точки зрения. Обычно цензуру не любят, ей противятся, с ней борются, наконец, ее боятся. А в Израиле ничего подобного нет.