— У меня есть пара ушей, — сказал он медленно.
— Да, но будут ли они слушать?
— Полагаю, это зависит от того, что вы желаете им сказать.
— Ничего в большой компании. Может, наедине, кто знает?
Себастьян повернулся поприветствовать знакомых, одновременно взглянув на шагавшего позади лейтенанта Мея.
— Если вы что-то затеяли, Жозефина, — сказал он тихо, — я сверну вам шею. Клянусь.
— Никаких игр, — прошептала она в ответ, махнув кому-то, — мне нужно поговорить с вами приватно.
— Тогда сделаем вид, что мы случайно разошлись. Видите впереди сводчатый проход направо?
— Да.
— Встретимся с другой стороны арки. — Говоря это, он отцепил карманные часы и сунул их в другой карман, цепочка повисла свободно. — Эй! — крикнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Держи! Воры!
Жозефина скользнула в толпу, а Мельбурн, схватив лейтенанта Мея за локоть, напомнил ему о необходимости исполнения его долга. Указав на пропавшие часы, он послал Мея в одну сторону, а сам исчез в другом направлении.
Отлично сработано. С бьющимся сердцем Жозефина прошла мимо арки, затем скользнула в толпу гуляющих и выбралась из нее, едва миновав покрытый розами куст.
Нырнув под его ветви, она нашла тускло освещенную дорожку. Почувствовав, что оказалась на виду, Жозефина шагнула под свисающие ветви огромной глицинии. Логика и здравый смысл звали ее вернуться в ложу и хранить молчание. Осталось провести в Лондоне всего две недели, у нее и родителей прекрасные шансы уехать целыми и невредимыми.
Отец сказал, что позаботится о проблемах, которые доставляет герцог Мельбурн.
Именно из-за этого заявления все фибры ее души, все клеточки тела требовали, чтобы она оставалась здесь, пока не сможет предупредить Себастьяна. Чем бы это ей ни грозило, она не допустит, чтобы ему причинили вред. И чтобы причинили вред тем людям, которые с надеждой скупали акры земли в Коста-Хабичуэле.
Хорошо одетый крупный мужчина шагнул на дорожку из арки и обернулся. Стройная женщина с растрепанными ярко-рыжими волосами опутала его руками и ногами. Они страстно поцеловались, и мужчина дернул вниз тугой лиф платья, открывая грудь женщины.
Жозефина смотрела как зачарованная. Чья-то рука, протянувшись сзади, закрыла ей рот.
— Лорд Каслтон и его последнее приобретение, — раздался у нее над ухом тихий шепот Себастьяна.
Положив руку ей на плечо, он повернул ее лицом к себе. Наконец они снова одни, как ни кратко и сомнительно это уединение. И Жозефина знала, что он сердится на нее и имеет на это серьезные основания. И все еще…
Она положила руки ему на грудь, чтобы тверже стоять на ногах.
— Так, Себ…
Его губы, голодные и горячие, с привкусом портвейна, накрыли ее рот. Едва помня о соблюдении тишины, Жозефина крепко обняла его, прижимаясь к нему. Желание сотрясало ее.
Когда он отстранился на дюйм, она лизнула его подбородок.
— Эти двое возбуждают тебя? — дрожащим голосом прошептала она.
— Ты меня возбуждаешь. Ты ведьма? Это черные чары. — Он поцеловал ее снова, взяв в ладонь ее грудь. Его прикосновение жгло через тонкий шелк платья.
— П-прекрати, — с трудом выговорила Жозефина, притягивая его к себе.
— Правильно. — Он вытер рот тыльной стороной ладони. — У нас мало времени. Сюда. — Повернувшись, он исчез между глицинией и дубом.
Едва разбирая его темную фигуру в вечерней мгле, она следовала за ним бесшумно, как могла. Наконец они достигли крошечной полянки, и Себастьян снова повернулся к Жозефине, его глаза серебрились в слабом свете луны.
— Вы хотели поговорить со мной, как я понимаю?
Страстный возбужденный Себастьян исчез, его место занял несгибаемый герцог Мельбурн. Это были два разных существа, обитающие в одном теле, и Жозефина не была уверена, кто ей сегодня нужен.
— Спасибо, что так мне доверяете, — сказала она в тон его приглушенному голосу.
— Я вообще вам не доверяю, — ответил он. — Но очевидно, продолжаю питать надежду, что в вас осталась хоть крупица благопристойности.
Это худшее из всего, что он говорил. И она даже не могла возразить.
— Я хочу, чтобы вы знали две вещи, — вскинула она подбородок в ответ на его пристальный взгляд. — И они обе — правда.
— Скажите, и я сам решу, верить вам или нет.
— Хорошо. Я… я понятия не имела, что отец хотел продавать землю.
— Потому что это более преступно, чем получение банковских денег и продажа облигаций, чтобы финансировать воровство?
Боже, он действительно все знает!
— В этом случае пострадает только банк. Ему бы пришлось выкупить облигации. Продажа земли — другое. Это больше, чем… воровство, — ответила Жозефина, удивившись, что произнесла слово вслух. Отец никогда не позволял этого говорить. — Он хочет отправить туда поселенцев. Люди могут умереть, Себастьян. Целые семьи.
— Что вы знаете о Коста-Хабичуэле?
— Я знала, что это не рай, но не интересовалась климатом и ландшафтом. Теперь это имеет значение.
— Так что, вы ни в чем не повинны и введены в заблуждение вашим папочкой? — Циничный скептицизм его голоса жалил сильнее пощечины.
— Очевидно, вас не волнует, что я знала, а о чем не догадывалась. И если дойдет до суда, я бы предпочла, чтобы вы не смогли использовать мои собственные слова против меня Я лишь говорю вам, что нельзя позволить людям плыть в Коста-Хабичуэле.
Он пристально смотрел на нее, выражения его лица в темноте было не разобрать.
— Какова вторая правда, ваше высочество?
— Я сказала отцу, что вы знаете, что проспект — фикция. Он…
— И какое чувство подвигло вас на это?
— Я испугалась, — резко бросила она. — Когда мы начали это, состояние Коста-Хабичуэлы не имело значения. Но с продажей земли… Я позаимствовала книгу, которую вы просмотрели в библиотеке Аллендейла. Я надеялась найти правду о Сан-Сатурусе и заливе Черный Алмаз.
Мельбурн холодно кивнул:
— Теперь вы сказали мне, и ваша так называемая совесть чиста. Давайте вернемся, пока нас не хватились.
Она положила руку ему на плечо прежде, чем он успел отвернуться. Мускулы под ее пальцами дрогнули. Она действительно воздействует на него, нравится ему это или нет. Так же как и он воздействует на нее.
— Есть еще кое-что, — пробормотала она.
— Что?
— Когда я сказала отцу о вас, он сказал, что позаботится об этом и что в Воксхолле много народу.
— Что ж, — спустя мгновение сказал он, — вы предупредили меня и угрожали мне. Я полагаю, что…
— Я не угрожаю вам, Себастьян. Я беспокоюсь.
— Тогда вам не следовало в это впутываться. Я собираюсь положить этому конец, Жозефина. Наказание будет серьезным. Если вы хотите избежать виселицы, предлагаю рассказать мне все, что знаете, и просить меня о защите.
— Это вы нуждаетесь в защите, глупец, — возразила она. — Титул герцога не спасет вас от ран. И я не скажу вам ничего, что повредит моему отцу. Речь не о предательстве. Это дело моей совести, которой, по вашему мнению, у меня нет.
Она повернулась, но на сей раз, он схватил ее за локоть.
— В конечном счете, дорогая, вы понимаете, что не можете остаться нейтральной. Вы должны будете выбрать чью-то сторону.
Жозефина высвободила руку.
— Не ждите, что я выберу вашу.
Очевидно, Себастьян или не верит, что ему может грозить опасность, или думает, что имя Гриффина — достаточная защита. Когда он нырнул в темноту, Жозефине не оставалось ничего другого, как следовать за ним.
Только под аркой он снова остановился.
— Мы закончили, вы и я, — сказал он, стоя к ней спиной, его слова были подобны лезвию ножа. — Я ценю, что вы не одобряете действия вашего отца, но в вашей информации нет ничего такого, чего бы я не знал.
— Что ж, вы не мудры, — бросила она в его широкую спину.
— Да, очевидно, недостаточно мудр. После сегодняшнего вечера не ждите иной встречи со мной, кроме как в суде. Довольно игр, кто бы вы ни были.