– Если он уже не гонится за Жозефиной, – снова нахмурилась Нелл. – Мы даже не знаем, извиняться ли нам за ее отсутствие или делать вид, что ничего не знаем.
Роуз потянула отца за ухо.
– Есть какие-нибудь идеи? – посмотрел на жену Валентин.
– Пока подождем реакции Эмбри. И нам еще надо кое-что закончить к вечеру. Письмо должно попасть в газету, но я не знаю, о какой думал Себастьян. Если письмо попадет не в те руки, то новость разойдется раньше, чем мы будем готовы, или вообще не появится.
– Об этом я позабочусь. – Газетные источники весьма полезны, когда человек хочет иметь обширные знания о людях и событиях. Это хобби продолжало хорошо служить Валентину, хотя теперь он находил это скорее забавным, чем полезным.
– Я поеду в Гриффин-Хаус и заберу Пип. Поскольку неизвестно, куда отправился ее отец, лучше, чтобы в доме ничего не знали. – Элинор протянула руки, и Валентин отдал ей Роуз. – Ты сообщишь моим братьям?
Улыбнувшись, Валентин наклонился и нежно поцеловал ее.
– Не знаю, о чем я думал, когда говорил, что рад бы не иметь семьи, – сказал он спокойно, снова целуя ее. – Никогда я не чувствовал себя так хорошо.
Прежде чем он отвернулся, Элинор свободной рукой схватила его за лацкан.
– Ты ни о чем не жалеешь? – с тревогой прошептала она.
Валентин пристально посмотрел в ее серые глаза.
– Элинор, больше никогда не спрашивай меня об этом, – резко ответил он. – Я дышу только ради тебя и Роуз. – Он поцеловал ее еще раз. – Я люблю тебя. И люблю твое чертово семейство.
– И я тебя люблю, – улыбнулась она со слезами на глазах.
– Езжай за Пип. Я вернусь с подкреплением. – Он погладил темные волосики Роуз. – И сегодня вечером я хочу обсудить вопрос о создании других детишек.
Глаза Нелл вспыхнули.
– С нетерпением жду этого разговора.
С тех пор как стала принцессой, Жозефина ни разу в такой скверной карете не ездила. Неудивительно, если она будет вся в синяках, прежде чем доберется до постоялого двора.
Наконец карета остановилась, и кучер распахнул дверцу:
– Приехали, мисс. С вас три шиллинга.
Взяв тяжелый чемодан, она вытащила из сумочки три шиллинга. Даже не потрудившись приподнять шляпу, кучер погнал карету назад.
Утренняя почтовая карета уже стояла в набитом людьми дворе. Жозефина надвинула на лоб шляпку и, расправив плечи, пошла к гостинице.
– Не тяжеловата поклажа, милашка? – усмехнулся грубоватого вида мужчина. – Давай подержу.
– Спасибо, нет, – твердо сказала она, пройдя мимо.
– Фу-ты, ну-ты, «спасибо, нет»! – расхохотался его приятель. – Прямо как настоящая леди.
– Простите, ваше величество, – отвесил глубокий поклон первый.
Будь с ней, как обычно, Кончита и лейтенант Мей, Жозефина бы высказала этим мужланам, что думает о их манерах. А сейчас надо помалкивать. Нельзя, чтобы ее даже в шутку причисляли к светским особам.
Она вошла в гостиницу и пробралась сквозь толпу к барной стойке, надеясь, что не все ждут мест в почтовой карете. Иначе придется ждать следующую.
– Чем могу служить, мисс? – спросила ее девочка лет пятнадцати-шестнадцати.
– Где мне купить место в почтовой карете?
– У парня за стойкой, – ответила девочка.
Произнеся быструю молитву, Жозефина нашла высокого костистого мужчину в синем сюртуке, знававшем лучшие времена.
– Извините, – сказала она, оторвав его от разговора. Повернувшись к ней, парень окинул ее взглядом с головы до ног:
– Что Рыжий Джим может сделать для вас, райская птичка?
Уже второй человек принял ее за шлюху. Она стиснула челюсти.
– Я хотела бы купить билет на утренний рейс.
– Мест нет. – Снова окинув ее взглядом, он продолжил разговор.
Жозефина постучала пальцами по плечу.
– Ни одного? Моя тетя очень больна, мне нужно поскорее добраться в Йорк.
– Простите, мисс, но единственное свободное место наверху. Там сегодня только мужчины. Грубые мужланы.
– Я покупаю его. – Она поставила чемодан и открыла сумочку. – Сколько с меня до Йорка?
– Три фунта, мисс. И два дня придется сидеть под открытым небом. Это не самый приятный способ путешествовать.
– Я рискну.
Задумавшись, не мало ли взяла денег из средств отца, Жозефина отсчитала три фунта. Она сказала себе, что позаимствовала часть из десяти тысяч фунтов, которые Себастьян дал за ее руку. Он мог позволить себе потерю.
Как только она подумала о нем, ей снова захотелось плакать. Если бы она могла оставить ему записку, она бы сделала это. Но не осмелилась. Отец мог прочитать ее.
Рыжий Джим открыл книгу и вытащил из кармана квадратик бумаги. Нацарапав что-то огрызком карандаша, он снова сунул его за ухо и отдал ей бумагу.