В представлении Оссендовского, Агарта – уже трансконтинентальное царство мировой справедливости, простирающееся глубоко под землей, буквально под всеми материками, и населенное миллионами людей. И ее знаки, и проявления писатель вставляет в историю своего реального похода вместе с армией барона Унгерна.
Оссендовский пускается и в описания фантастической архитектуры этой страны: «В Агарте в хрустальных дворцах живут невидимые властители над всеми набожными людьми: владыка мира, или Брахатма, говорящий с Богом, как я сейчас говорю с вами, и его два помощника – Махыма, знающий цель событий, и Махмига, постигающий их причины. Святые пандиты изучают мир и все его силы»[116].
Писатель вносит свою лепту и в образ подземного конспирологического государства, конкретизируя описание правителя и его «бункера». «Владыка мира молится некоторое время. Затем он подходит к гробу и протягивает свою руку: огни становятся ярче, огненные полосы на стенах подземелья то исчезают, то снова появляются, образуя мистические знаки алфавита Ватанан. Гроб излучает прозрачное, еле видимое сияние. Это сияние мыслей предшественника владыки мира. Вскоре сеть световых лучей окутывает последнего; огненными буквами запечатлеваются на стенах желания и приказания Бога»[117].
Изобретения Оссендовского и Жаколио заимствует и Рерих. Для того чтобы в этом убедиться, приведу начало главы «Пророчество Царя мира в 1890 году» Оссендовского: «При моем посещении монастыря Нарабанчи в начале 1921 года хутухта[118] рассказал мне интересное поверье. Когда 30 лет назад владыка мира появился в их монастыре перед благословенными Богом ламами, он предсказал на предстоящую половину столетия…»[119] Там же Оссендовский утверждает: «В Эрдени-Дзу был однажды пандит, пришедший из Агарты…»[120]
А вот что пишет в «Сердце Азии», опубликованном в 1929 году, уже Николай Рерих: «Там же в Урге из нескольких источников мы слышали о посещении великим Махатмою двух старейших монгольских монастырей. Один Эрдени-Дзо на Орхоне, и другой Нарабанчи. О посещении Махатмою монастыря Нарабанчи мы уже имели сведения в литературе[121], но было приятно узнавать совершенно те же подробности и от лам далекой Монголии»[122]. Прием состоит в том, что Рерих, заимствуя чужие фантазии, упоминает историю из чужой книги, но подкрепляет ее как будто бы своим собственным личным свидетельством.
А «владыка мира» Оссендовского самобытно переименовывается Рерихом в «великого Махатму».
Эти мистификации и автомистификации мелькают затем и в книге Рериха «Пути благословения», связанной с путешествием в Сикким. Там Николай Константинович опять решается поддержать легенду об Агарте: «Среднеазиатское предание говорит о таинственном священном подземном народе Агарти. Приближаясь ко входам в Его благое Царство, все живые существа умолкают и благоговейно прерывают путь»[123].
«Среднеазиатское предание» имеет французское происхождение, да вдобавок с элементами польской популярной литературы. Экспортный вариант, уже с «русской экзотикой» Рерих озвучит в нью-йоркском интервью Бурлюку: «Наша легенда об утонувшем Китеже существует в Центральной Азии, где говорят о подземных жителях Агарти, так схожих с легендарной Чудью»[124].
В «Утре магов» Повеля и Бержье есть такие слова: «Все это нам было нужно в конечном итоге, чтобы выйти на два слова – Шамбала и Агарти»[125]. Эти два слова станут тайным смыслом миссии Рериха.
Однако для того, чтобы она началась, прежняя успешная карьера государственного чиновника должна была быть разрушена до основания.
Глава 4. В дни отчаяния
«Только не считайте это грабежом, хотя нам тоже приходится забирать из курганов предметы» – эта фраза археолога Индианы Джонса из фильма «В поисках утраченного ковчега» звучит из его уст, когда он преподает студентам в аудитории вымышленного Тихоокеанского университета. Для киноперсонажа наличие профессорского статуса – важный элемент образа, облагораживающего «авантюрный» модус операнди. И, как мы видели, в биографии Рериха точно такой же институцией стало Императорское общество поощрения художеств.
Но после этого академического (педагогического и чиновнического) периода биографии Рериха начинается совсем другая стадия его жизни, какая-то сумбурная и странная. Стартует она в декабре 1916 года и проходит в Карелии и Финляндии. Обычно биографы художника пробегают этот период на «быстрой перемотке». В нем много темных мест, недосказанности, лабиринтов-переездов. В нормальной жизни эти провалы и завихрения вряд ли бы имели значение, но в те дни апокалиптического цунами, безголовых политических метаний и горьких разочарований подобные моменты вдруг оборачиваются совсем не мелочами, а важными вехами. Именно тогда принимаются решения, в будущем нашего героя сыгравшие фатальную роль.