Николай Рерих почувствовал себя плохо: неужели провал?
Но тут на помощь пришел швейцар академии Лукаш, которого за доброту любили все студенты, он укоризненно посмотрел на шутника и сказал:
— Чего смущаете. Раньше, чем говорить, прочли бы список. Принят Рерих, и даже хорошо.
И действительно, он оказался в списке принятых в академию.
После этого, на радостях, теперь уже в угоду отцу, Николай подал документы на юридический факультет Петербургского университета, куда поступил без особых трудов и волнений.
Став одновременно и студентом университета, он задумывает написать книгу «О персах и их религии», для этого Н. К. Рерих изучает книгу Е. П. Блаватской «Из пещер и дебрей Индостана» и делает большое количество выписок и заметок, озаглавив их «Выписка для моей книги „О персах и их религии“»[20]. В те годы все, касающееся персов, очень интересовало молодого Рериха, а через 30 лет, находясь в Америке, он вспомнил курьезный случай, произошедший тогда в университете:
«Приехал шах Персидский к ним, и вот депутация университета произнесла ему речь на персидском языке. Он внимательно выслушал, потом спросил через переводчика, на каком языке они ему говорили. Оказывается, речь была на древнеперсидском языке, на котором уже столетия никто не говорит!»[21]
К сожалению, задуманная еще в университете книга о персах так и не была написана — не хватило времени.
В Императорскую академию художеств Рерих поступил накануне ее реорганизации. В течение всего 1893 года готовилась смена всей концепции обучения. Вдохновителем такой реорганизации был вице-президент академии граф Иван Иванович Толстой. Создавая новый устав Академии художеств, он привлек к работе своего товарища, художника-передвижника Архипа Ивановича Куинджи, который давно мечтал о преподавательской работе. Реорганизовать, сделать обучение в академии более демократичным, привлечь к преподаванию известных художников — было заветной мечтой многих, но осуществить это смог только граф И. И. Толстой при помощи А. И. Куинджи.
Почти полгода Архип Иванович уговаривал своих друзей по «Товариществу передвижников» войти вместе с ним в состав преподавателей и в Совет Императорской академии. Наконец в 1894 году И. Е. Репин, Н. Д. Кузнецов, И. И. Шишкин и В. Е. Маковский поддались на уговоры А. И. Куинджи. Теперь они получили возможность набирать себе учеников и воспитывать будущих художников, подготавливая себе смену.
Но художники неоднозначно оценивали почин Архипа Ивановича. Н. А. Ярошенко, которого называли «совестью передвижников», негодовал из-за того, что Куинджи переманил лучших художников в «реакционную» Императорскую академию художеств. А когда И. Н. Крамской поддержал мысль А. И. Куинджи о «продолжении рода» через преподавание в академии, Н. А. Ярошенко стал просто игнорировать существование Архипа Ивановича. И на одном из собраний у Брюллова в 1895 году при появлении А. И. Куинджи Ярошенко поставил вопрос о возможности присутствия «посторонних» на заседаниях товарищества. Стали голосовать, и с перевесом в два голоса вопрос был решен в пользу Ярошенко. С тех пор А. И. Куинджи уже не появлялся среди передвижников.
Еще в школе Николай участвовал в спектаклях, организованных в гимназии Карла Мая, он оформлял декорации и расписывал программы, и именно оформление театральных постановок позднее принесло Николаю Рериху мировую известность.
Оформлением декораций для театральных постановок Н. К. Рерих всерьез занялся, уже будучи студентом Академии художеств. Скульптор Михаил Осипович Микешин в 1895 году предложил своему воспитаннику участвовать сначала в оформлении декораций к «Грузинскому вечеру в Петербурге», где ставились отрывки из поэмы Важи Пшавелы «Этери», а через год был организован «Украинский вечер в Петербурге», и здесь Рерих оформлял «живые картины» из поэмы Тараса Шевченко «Кобзарь».
Через много лет Николай Константинович вспоминал свои первые успехи в оформлении этих постановок:
«Еще в студенческие годы пришлось ставить живые картины на кавказском вечере. Понравились. Подходит Блох из „Новостей“:
— Вы ведь кавказец?
— Нет, я — питерский.
— Ну, я все-таки напишу, что вы кавказец, картины-то очень хороши.
Через год с Микешиным ставили картины на украинском балу в Дворянском Собрании по эскизам Микешина. Подходит сотрудник „Новостей“:
— Вы ведь уроженец Украины?
Говорю:
— Нет, я питерец.
— Ну, я все-таки скажу, что вы украинец — картины-то удачны, видно, любите Шевченко.
21