1925 год».
Г. В. Чичерин проявил неподдельный интерес к словам Н. К. Рериха и просил всех оказывать содействие этому странному «полубуддисту-полукоммунисту». Предложение наладить связь с тибетскими иерархами, пусть даже посредством русского эмигранта, выступавшего некогда против советской власти, было заманчивым, и Г. В. Чичерин принял его без колебаний.
Кого же представлял Николай Константинович, когда с официальным визитом отправился в Министерство иностранных дел? Сторонников бежавшего из Лхасы Таши-ламы или другие силы?
Япония в 1926 году уже понимала, что значит благосклонность тибетских иерархов. В Токио давно обратили внимание на Таши-ламу, бежавшего из Тибета и не схваченного благодаря постоянным переездам по территории от Пекина до Внутренней Монголии. В сентябре 1926 года в Нагасаки японскими властями, при участии Таши-ламы, был проведен съезд. С этого момента любые передвижения Таши-ламы по Востоку вызывали международный резонанс и привлекали пристальное внимание всего мира, в том числе и Москвы. Полномочный представитель СССР в Монголии П. Н. Никифоров в одном из секретных донесений в Москву передавал свою беседу с представителем Далай-ламы в Улан-Баторе. Он писал, что по информации из Тибета, в Пекине Таши-ламе (Панчен-ламе) чинят препятствия, и что, может быть, советскому правительству «пора вмешаться, в смысле содействия возвращению Панчен-ламы в Тибет, и если нужно, то помочь бежать из Китая»[301].
План П. Н. Никифорова получил одобрение у наркома иностранных дел Г. В. Чичерина. Участие Н. К. Рериха в организации переговоров с Таши-ламой тщательно скрывалось. П. Н. Никифоров, ничего не зная о посланиях, врученных Н. К. Рерихом Советскому правительству, в декабре 1926 года из Улан-Батора писал в одном из донесений:
«В Монголии, в настоящее время в Улан-Баторе, появился известный художник, путешественник Николай Константинович Рерих, который в августе направляется в Тибет. Этот Рерих настойчиво ставит вопрос о необходимости возвращения Богдо [Таши-ламы] в Тибет, приводя теологические обоснования. Я полагаю, что Рерих на кого-то работает, а может быть, даже хочет установить наше отношение к этому вопросу»[302].
Николай Константинович получил временное разрешение на пребывание в столице, при этом ему категорически запретили посещение Ленинграда:
«Гр. Рериху, с семьей едущему в Америку по транзитной визе, разрешено временное пребывание в городе Москве на срок 14 дней до 29 июня 1926 г. без права выезда в другие города и местности Союза ССР. 15 июня 1926 г. № 6-р г. Москва»[303].
Целую неделю Николай Константинович вместе с приехавшим к нему из Ленинграда братом Борисом ходил по всевозможным инстанциям, оформляя документы для получения концессий на разработку месторождений в Алтайском крае. Н. К. Константинович хотел добиться регистрации, в соответствии с советскими законами, корпорации «Белуха» для разработки месторождений.
Вскоре у Н. К. Рериха состоялись встречи с руководством ОГПУ и Концессионного комитета, а потом с начальником горного отдела Главного экономического управления ВСНХ В. М. Свердловым, он побывал дома у жены Л. Д. Троцкого, возглавлявшего тогда концессионный комитет, у наркома иностранных дел Г. В. Чичерина, у наркома просвещения А. В. Луначарского, у Л. Б. Каменева и даже у Н. К. Крупской. Стоило только назвать имя Николая Рериха, и все двери открывались. Пока Николай Константинович ходил на деловые встречи, Юрий вместе с матерью, Зинаидой и Морисом Лихтманами посещали московские музеи. Составлял им компанию и приехавший вместе с ними в Москву тибетский лама. После 20 июня, когда в одной из газет появилась маленькая заметка о том, что в Москву приехал известный художник, гостиницу стали осаждать и старые знакомые, и просто любопытные.
7 июля выяснилось, что для отправки в Америку собранных в экспедиции предметов искусства необходимо специальное разрешение музейного отдела ЦК. Такое же разрешение требовалось и на вывоз картин самого Н. К. Рериха. Весь следующий день с раннего утра Морис Лихтман с Николаем Константиновичем ходили по инстанциям, собирая необходимые документы. Но все эти хлопоты не помешали Рерихам увидеться со старыми друзьями: К. С. Станиславским, А. В. Щусевым, А. А. Бахрушиным, И. Э. Грабарем.
Но не все встречи были так приятны для Николая Константиновича. «Красная газета» опубликовала интервью с А. Бенуа, в нем он пересказал практически все сплетни о Н. К. Рерихе. Позже, в январе 1927 года, Николай Константинович писал в Америку: