20 июня в первом часу дня был организован ланч в ресторане «Clairmont» на двадцать четыре персоны, во главе с Гектором Фуллером, руководителем протокола мэрии Нью-Йорка, который представил Н. К. Рериху видных политиков и финансистов. Господин Фуллер произнес торжественную речь, в которой высоко оценил заслуги Н. К. Рериха в мировой культуре. В ответной речи Николая Константиновича прозвучали слова благодарности американскому народу, он называл Америку страной будущей мировой эволюции. Выступил и Чарлз Крейн, он много говорил о новом мировом порядке и о роли академика Н. К. Рериха в духовном перерождении Востока.
После приема все гости на автомобилях в сопровождении мотоциклистов отправились в городское управление, где в 3 часа 45 минут были приняты мэром Нью-Йорка господином Джеймсом Уолкером. Гектор Фуллер представил Николая Константиновича мэру, назвав его величайшим ученым и исследователем, способствующим делу мира.
В ответ Н. К. Рерих сказал, что рад вернуться в Америку, о которой он всегда говорил с любовью, неся по Азии американский флаг. Мэр в свою очередь назвал Н. К. Рериха «посланцем доброй воли», добавив, что приветствует его от имени семи миллионов жителей города Нью-Йорка. Затем все отправились в новый дом Н. К. Рериха.
Уже на следующий день газета «New York Times» напечатала статью, где о Рерихе говорилось, как о величайшем ученом, исследователе Азии, и ни слова — как о художнике. Прочитав эту статью, Николай Константинович был очень недоволен:
— Все говорят об ученом, исследователе, а о художнике — ни слова. Скоро скажут!
В неофициальной беседе с мэром профессор Рерих рассказывал ему, что самый первый небоскреб был сооружен в Тибете еще в XVII веке, и он счастлив, что такой небоскреб, как «Мастер-дом», построен в Америке.
В «Мастер-доме» не все устраивало Н. К. Рериха. Вначале предполагалось вершину здания украсить буддийской ступой, таким образом дом превращался бы в настоящий Буддийский центр — резиденцию западного Далай-ламы. Но ступа не получилась, и вместо нее выстроили обыкновенный шпиль, лишь слегка походивший на буддийское культовое сооружение.
Внимательно осмотрев помещения, Николай Константинович очень расстроился, а увидев рисунок потолка в вестибюле музея, сказал, не выдержав, что, мол, раньше была «линия», а теперь «дизайн». Потолок «Восточного Зала», где проходил прием, ему также не понравился, Николай Константинович тут же решил одно окно замуровать, так как оно портило торжественный вид зала. Н. К. Рериха приводили в уныние кривые потолки, неровные окна, а осмотрев на верхних этажах маленькие комнаты — квартиры для сотрудников, он уже совсем тихо произнес:
— Это прямо ужасно.
Закончив экскурсию по дому, Николай Константинович почувствовал себя плохо и только и смог, что вымолвить:
— Черт знает что настроили внутри и снаружи.
И уехал в гостиницу.
На следующий день, понимая, что перестраивать уже ничего нельзя, он придумал всему оправдание: «Дом построен по современным условиям жизни».
Н. К. Рериху предстояло ехать в Вашингтон на встречу с президентом Соединенных Штатов Америки Гербертом Гувером. Будущую встречу обсуждали заранее все сотрудники рериховских учреждений и в конце концов пришли к выводу, что Николаю Константиновичу пока не нужно везти в подарок президенту свою картину, а сделать такое подношение в октябре, когда состоится торжественное открытие высотного здания Музея Рериха — тогда все газеты заговорят и о подарке, и о художнике. Таким решением Николай Константинович был недоволен, но поддался на уговоры и не взял с собой в Вашингтон ни одной из своих картин.
24 июня 1929 года в 4 часа дня в Нью-Йорк пришла телеграмма от Н. К. Рериха, в ней говорилось о чудесном приеме у Гувера, о том, что Америка может гордиться таким президентом и что Гувер предложил ему стать гражданином США.
На следующий день выяснились подробности этой встречи. Во время аудиенции присутствовали: конгрессмен Сол Блюм (Bloom), Луис Хорш и Юрий Рерих, но на встречу не была приглашена журналистка Фрэнсис Грант, так как Блюм был против этого. Президент подробно расспросил Н. К. Рериха про Урумчи, поинтересовался возможностями торговли с Китайским Туркестаном и Тибетом. Николай Константинович был раздосадован тем, что Блюм все время вслушивался в разговор и не давал ему поговорить с Гувером приватно. Мало того, Блюм постоянно намекал художнику, чтобы он преподнес какой-нибудь подарок президенту. Николай Константинович очень жалел, что не взял картину с собой, и попросил Гувера принять от него в дар одно из его полотен, которое вышлет ему по возвращении в Нью-Йорк. Так он и сделал. Однако уже 2 июля пришло письмо из Вашингтона от секретаря Гувера Акерсона о том, что президент не может принять такой дорогой подарок от Н. К. Рериха. На отосланной Николаем Константиновичем картине стояла печать, где была указана сумма страховки в 10 тысяч долларов. Это поставило президента в неловкое положение — либо считать картину взяткой, либо необходимо заплатить эту сумму художнику. Николай Константинович был потрясен и немедленно командировал в Вашингтон Луиса и Нетти Хоршей, чтобы они встретились с секретарем Гувера и объяснили ему, что 10 тысяч долларов — это просто сумма страховки за картину, самовольно установленная агентом при ее отправке. В тот же день все благополучно разрешилось. Вечером позвонил Луис Хорш и сообщил, что Акерсон принял картину для Гувера на условиях, что Н. К. Рерих напишет письмо, что картина не имеет никакой коммерческой ценности. Рерих назвал это идиотизмом, но согласился, чтобы не обострять отношения с Белым домом.