Л. Ф. Мясин в Филадельфийской филармонии решил поставить скандально известный балет И. Ф. Стравинского, а узнав, что Н. К. Рерих находится в Америке, тут же написал ему письмо, обещая золотые горы и полную творческую независимость. Николай Константинович, естественно, согласился на участие в постановке, но желаемых денег этот заказ не принес, да и отношение американских антрепренеров к художнику было совершенно равнодушным. Когда Николай Константинович выразил желание посмотреть костюмы для «Sacre du Printemps» («Весны священной»), ему ответили, что их уже показывали миссис Рис, мистеру Мэкан, и поэтому ему их видеть не обязательно. Теперь он уже жалел, что зря потратил время.
Близилась премьера «Весны священной», но Николаю Константиновичу не хотелось ехать в Филадельфию. Он был очень обижен на устроителей балета. Поэтому 15 февраля туда поехал его сын Юрий, чтобы хоть как-то проконтролировать изготовление и установку декораций. Поездка была недолгой, устроители балета хотели все решать сами. Несколько раз Юрий ездил в Филадельфию, чтобы обсудить условия оплаты за декорации, благо поездка туда и обратно занимала всего полдня. В Филадельфии у Юрия появились новые друзья, готовые оказать помощь рериховским учреждениям. Заработать деньги решили на продаже старинных картин. Прибыль оказалась минимальной, и Святослав был недоволен и все время повторял, что уж лучше играть на бирже, чем торговать чужими картинами с аукциона. В апреле состоялась премьера «Весны священной», на которой Н. К. Рерих присутствовать не захотел.
Еще в марте стало известно, что обещание президента Гувера дать Н. К. Рериху американское гражданство осталось только словами — в паспорте ему было отказано. Через несколько дней из английского посольства в Вашингтоне пришло письмо. В нем говорилось, что ответ из Лондона по поводу виз в Индию для Николая Константиновича и Юрия Николаевича Рерихов так и не пришел, что посольство решить этот вопрос не может и поэтому им необходимо ехать в Лондон. Святославу Рериху было отказано в визе в Индию еще раньше.
НАДЕЖДА
Николай Константинович и Юрий Николаевич Рерихи 4 апреля 1930 года сели на корабль «Majestic» и в 10 часов вечера отплыли из Америки в Европу. Они планировали заехать в Париж, но Елена Ивановна писала из Индии, что категорически против этого, что вначале необходимо решить все дела в Англии.
Однако там Николай Константинович Рерих натолкнулся на стену непонимания. Предложение нью-йоркского английского консула — получить визы в Лондоне — было вероятнее всего шуткой или сознательным обманом. В Англии визы для въезда в Индию Рерихам как раз и не хотели давать.
28 мая 1930 года в своем дневнике Зинаида Лихтман написала:
«Получено письмо от Николая Константиновича — положение у них там невыносимо — повсюду уже были, но виз не дают. То причина большевизм, то приверженность к старому правительству, то пропаганда Форда; что теперь будет, не известно, Николай Константинович намекает, что придется продолжать работу, сидя в Европе, и что Нетти Хорш придется ехать домой из-за Флавия, а Энта останется»[358].
Были предприняты всевозможные шаги для того, чтобы заставить английское правительство изменить свое решение. Елена Ивановна Рерих продолжала оставаться в Кулу, а мужа и сыновей английские власти не впускали к ней в Индию.
«Логован [Луис Хорш], теперь получая письма от Порумы [Нетти Хорш] передает несколько слов из их содержания, но не показывает их, — писала по горячим следам Зинаида Лихтман. — Получилась телеграмма от лорда Реадинга о том, что он жалеет, но не может помочь в визе Николаю Константиновичу из-за decision of government [решения правительства]. Получила ее „Mundi“ в ответ на свою телеграмму к нему… [Мадам Бейли жена полковника Бейли резидента в Сиккиме] рассказала ему [Луису Хоршу|, что глава здешней английской secret service [разведки], ее лучший друг, очень враждебен к Николаю Константиновичу, не дает ему визы, сообщив, что Николай Константинович не был в местах, указанных им, получает советские деньги. Одним словом ужас, что он говорил»[359].
За несколько месяцев Н. К. Рерих поднял все свои связи, но в отношениях с Лондоном ничего не менялось, виз в Индию не давали, причем и официальных объяснений тоже. Позже, в 1939 году, Николай Константинович вспоминал:
«Дело с визами причинило нам не только бесчисленные хлопоты, но, больше того, оно нанесло неизгладимый вред для наших просветительных учреждений. Все визное дело и само начало его было несказанно безобразно. Весною 1930 года мы возвращались из Нью-Йорка в Индию, где в то время была Елена Ивановна. Обратились к британскому консулу в Нью-Йорке, он как-то странно замялся и предложил нам, раз мы едем через Европу, взять визу в Лондоне. Мы последовали консульскому совету, но когда прибыли в Лондон, то нам в Министерстве Иностранных Дел сказали, что виза нам вообще не будет выдана. Тут-то и началось памятное визное дело. Семнадцать государств хлопотали о выдаче нам визы. Необоснованный отказ вызывал всеобщее справедливое возмущение. Один дипломат передавал, что на обеде в Букингемском дворце старшина дипломатического корпуса воскликнул: