Мария шла ко мне, перемалывая босыми ногами колкую насыпь пляжа. Ее небольшие стопы утопали в оставленных мною гигантских следах. Острые плечики ее пиджака вспарывали воздух, и, сторонясь их, ветер, разбрасывал ее волосы. Она позвала во второй раз.
— Мистер Уоксон.
Я выпрямился во весь рост. Если она пошла за мной, то только с миром. Значит, моя дипломатичность дала плоды. Остается только не дать сбой на финишной черте.
— Если вы не торопитесь в номер, я бы хотела показать вам кое-что… занимательное.
— В номере меня ждет только Ивлин, так что я определенно туда не тороплюсь.
Мария улыбнулась и поспешила отвернуться. Мы вновь возвращались к складу-храму. Песок съедал наши шаги, оставляя неглубокие шрамы на пляже.
— За что вы так не жалуете вашего друга?
— Это лишь шутка. Однако Ивлин и правда бывает чересчур… заботлив.
— Мы заботимся о людях так, как умеем. Не его вина, что его чувство заботы не совпадает с вашим.
Мы вновь подставляемся под льющийся с потолка теплый свет ламп. Мария вышагивает вдоль стеллажей, уводя меня вглубь склада. Мы пересекаем секции, оставляя большинство вещей без внимания.
— Вы правы. — Неожиданно для самого себя соглашаюсь я и, подбодренный состоявшимся конструктивным разговором, продолжаю: — И я уверен, что Иву эта истина уже известна.
Мария оставляет мой комментарий без внимания, хотя моя искренность в теории должна была растопить лед.
Плавный поворот налево, и из-за очередного стеллажа выступает в нерешительности небольшая винтовая лесенка. Отполированные ступеньки закручиваются вверх, и им вторят тонкие резные перила. Мария идет первой. Ее голые ступни еле умещаются на крохотных ступенях. Мне приходится обеими руками держаться за древко перил, так как я поднимаюсь лишь на носочках.
Снаружи склад кажется одноэтажным, но на деле секретная лесенка ведет в небольшой карман под сводом крыши. Это не полноценный второй этаж — выпрямиться в полный рост здесь не удается даже Марии, но вместе с тем это место сразу очаровывает. Из света здесь только две лапочки и умно расставленные зеркала. Деревянный пол покрывает широкий круглый ковер, который сплетен вручную — это видно невооруженным глазом. Таких ковров не делают уже много сотен лет.
— Присаживайтесь. — Приглашает Мария, неопределенно махнув рукой. Сама она опускается на колени перед каким-то проигрывателем у метровой стены. Ей приходится втянуть голову в плечи, и из-за пиджака ее силуэт кажется комичным.
Я не сдерживаю широкой улыбки и опускаюсь на пол. Сажусь, упираясь руками в ковер. Подушечками пальцев я ощущаю жесткие неизвестные мне ткани, вышколенные временем. И мне приходят на ум вопросы, которыми я задавался разве что в высшем учебном заведении: кто был последним представителем ткацкой культуры или когда было навсегда утрачено искусство ручного плетения? К сожалению, мы потеряли некоторые сведения, в частности, об этом ремесле. Мне никогда не узнать правды, которая когда-то была для кого-то как данность. Ответы на эти вопросы навсегда бесповоротно утеряны, хоть вот он — ковер, вот она — история. Я буквально касаюсь прошлого руками, я, простите, приминаю его волокна своей задницей. Получается, я нахожусь в суперпозиции: предельно близко и непреодолимо далеко от загадок жизни, которые люди сами себе подкидывают. Я просто забыл задать вопрос, пока не пришел сюда.
Какой смысл знать все на свете, если все на свете можно забыть?
— Вот, посмотрите.
Мария отползает от проигрывателя и садится на ковер, обхватывая колени руками. Небольшой экран портативного видеоустройства проецирует в воздух запись, датировать которую я не возьмусь. Темнокожая женщина в старомодном платье держит в руке микрофон и выступает на сцене. Люди играют на инструментах, а голос женщины наполняет все пространство. Она поет мужчине, просит его признаться, что она нужна ему. И мне кажется, будто бы она поет это здесь и сейчас.
Я не заметил, как стал покачиваться в неторопливый вязкий ритм и даже прикрыл глаза от удовольствия. Свет от проигрывателя падал на нас с Марией, и мы улыбались друг другу и этой женщине, связанные в этот миг, казалось, со всем на свете.
Глава 7
Вопреки ночной бессоннице, меня сморило не сразу. Я провалялся несколько часов кряду, все время о чем-то думая, хотя и ни о чем конкретном. Ивлин разбудил меня после обеда. Сначала я подумал, что мой разум не успел восполнить энергию и играет со мной злую шутку. Но потом я сфокусировался и увидел перед собой своего друга в рубахе безумного зеленого цвета. Я целую минуту разглядывал мелкие рисунки, которые оказались всего-навсего изображениями чуть раскрытых бананов, хотя издалека напоминали невесть что. Ивлин широко улыбался. Видимо, на такой эффект он и делал ставку.