Вскоре воздух вокруг заполнился таким количеством дробленых кусочков всего, что стал непроглядно серым, а восходящее солнце, пробиваясь сквозь мусорные тучи, окрашивало все в красивый и ужасный янтарный цвет.
Сквозь беспрестанный гам я услышал, как люди, до этого потерявшие дар речи, стали вскрикивать. Широкими от страха глазами они наблюдали за картиной, за которую проголосовали. Дети прижимались к воспитателям, в ужасе путая их с посторонними, которые прижимались к ним в жесте отчаяния перед неминуемым.
— Уилл!
Мария крикнула мне это почти в ухо, но из-за нарастающего грохота я еле услышал ее голос. Я посмотрел ей в лицо. Она со всей дури вцепилась в меня, поглощенная первобытным страхом.
Я схватил ее за руку и с трудом поднял на непослушные ноги. Я потащил ее сквозь бурю к летучкам, дребезжащим у берега. Ветер царапал кожу и порывами сопротивлялся нашему движению, несколько раз мы останавливались, так как Мария падала в песок. В конце концов, мы добрались до припаркованных летающих машин, и я помог ей забраться внутрь. Из последних сил я залез следом и хлопнул по кнопке, после чего летучку накрыло стекло.
— Сейчас, милая.
Я дрожащими руками отправил машину в воздух и поставил на курс до разрушающихся высоток. Сел рядом с Марией и обнял ее так крепко, как только мог.
— Прости меня, прости. — Я шептал ей только это, задыхаясь от осознания своей вины и своей беспомощности.
Мимо проносились обломки высоток, доски деревянных настилов пляжа, клочки стендов. Все колыхалось и исчезало. Я широко раскрыл влажные глаза. Я видел все в этот миг, от одного края горизонта до другого, и я терял в этот миг гораздо больше.
Наверное, это несправедливо. Наверное, я должен выжить по какой-то нелепой случайности. Остаться единственным человеческим существом в нашей вселенной, а затем медленно умирать каждый день. Может, мне удалось бы расплатиться одиночеством и болью.
— Может быть, не в этот раз.
Это сказала Мария. Она зажмурилась, отвернулась, уткнулась мне в грудь. На автомате я сильнее охватил ее руками, прижал к себе. Сердце мое разрывалось, сосуды лопались — это не фигура речи, просто мы подлетели достаточно близко к воронке. Было больно, и я упивался этой болью, как яростный аскет. Лишь бы не думать, что и ей больно.
«Может быть, не в этот раз», — повторил ее голос у меня в голове. Ответила ли она на мои внутренние терзания или это было романтичное прощание, которого я не заслуживаю — я этого не узнаю, потому что мои нервные окончания разрушаются и я не могу больше шевелить губами. Я никогда ее больше не поцелую…
Я подумал об Ивлине. Друге, который был со мной, хотя я отвергал его и сомневался в нем. Я уверен, что Ивлин раньше всех понял, что моя цель была ложной. И он помог мне попытаться исправить ее последствия, даже когда было уже слишком поздно.
Я все еще вижу горизонт и вдыхаю аромат ее волос, но картинка мира размывается, глаза закрываются. Я больше не чувствую ни ее, ни своего тела. Мне больше не больно. Меня больше нет.