========== Глава 1. Руины. ==========
Птички поют, цветочки цветут. Прекрасный денёк, как и всегда. Но…
Постоянные перезапуски уже до дрожи надоели или, как бы сказал один знакомый, до дрожи в костях. Каждый сброс мира уже сопровождался болью во всём теле, порой было жутко терпеть, что хотелось упасть в разгорячённую лаву Хотленда, в воду Вотерфолла и там же убиться о камни или замерзнуть в снегах Сноудина, но каждая смерть словно приводила тут же к другой — невыносимо!
Она сидела, как обычно, за столом в домике Ториэль, ела приготовленный монстрихой пирог — ирисковый, её любимый. Болтая ногами под столом, Фриск напевала под нос какую-то песенку, качая головой в такт. Она в каком-то смысле даже себя не слышала, просто пела и ела пирог.
— Сегодня я отлучусь на денёк, надо проверить Руины, — проговорила нежно приёмная мать.
Она прошла на кухню из гостиной. Женщина-коза стояла в проёме, сложив руки в замок.
Девушка в ответ кивнула, проводя монстриху взглядом.
Она жила в доме Ториэль уже долго: восемь лет. Училась у неё многому, узнавала больше о мире монстров. Кажется, это был уже юбилейный сотый сброс. Да, наверное… Фриск уже давно сбилась со счёта. И она давно не та маленькая девчушка, что упала на золотые цветки — решительная душа уже не боялась монстров, неизвестных ей сил: перезапусков и сохранений, сбросов. Она уже приняла правду, хоть и пыталась сбежать из Подземелья — Фриск не могла здесь оставаться надолго, и ситуация в Сноудине, если вспомнить один перезапуск, могла повториться.
Повернувшись к завтраку, девушка взяла в руки последний кусочек пирога и съела его, блаженно улыбнувшись. Этот пирог ей никогда не надоест.
Встав из-за стола, Фриск поспешила спуститься в подвал, прошла по длинным коридорам и подошла к двери, что была выходом из Руин. Признаться честно, она боялась выходить туда, боялась делать сбросы и потому решила впервые задержаться в этих местах, что считали там, снаружи, проклятыми и пустующими. Наверное, она бы прожила тут всю свою жизнь, но это место, Подземелье, не позволяет ей ни выбраться, ни остаться тут надолго. Порой сбросы происходили сами по себе: оставшись надолго в Сноудине, точнее, года на четыре, она как-то проснулась снова на тех золотых, проклятых цветках. Кажется, у неё на них уже появилась аллергия.
Фриск облокотилась спиной о дверь, почувствовала приятную прохладу и тихонько скатилась, сев на пол и склонив голову. Каштановые волосы тут же упали на лицо. Девушка руками дотронулась до чёлки, понимая, что пора бы её уже отстричь. Но решительная тут же отдёрнула себя от этой глупой мысли. Не стоит. Она не стригла ни чёлку, — лишь временами, разве что, подравнивая её, — ни волосы в общем — они были ей уже до колен, потому зачастую девушка делала небольших размеров пучок так, чтобы волосы были ей до талии или чуть ниже лопаток — когда как.
Интересно, сколько ей удастся просидеть в начале пути? Она задавалась этим вопросом каждую секунду, минуту, час, день, месяц и год и уже давно просыпалась со страхом — девушка боялась очутиться в самом начале игры.
***
Она просидела так долго. Фриск любила тут проводить время, когда Ториэль куда-нибудь уходила. Тут чувствуется лёгкая прохлада Сноудина, нет никаких посторонних звуков, а темнота приятно окутывала, словно защищая. Девушка не засыпала, поскольку не хотела и боялась. Так и сидела, в какой-то момент поджав под себя ноги и обхватив их руками.
После каждого перезапуска она пробовала что-то новое и даже не раз, постоянно себя коря за это, устраивала геноцид — Фриск раз двадцать точно теряла над своим телом и разумом контроль, постоянно уставая после очередного перезапуска, и тогда, не ведая, что она делает, убивала всех монстров своими же руками. Поначалу скидывала это на Чару, с которой познакомилась где-то на двадцатом сбросе, потом поняла, что это всё — её, Фриск, рук дело. И она корила себя за это. И всё же решимость, которой обладает её душа, стала её проклятьем.
Чара была существом, призраком, всего-лишь воспоминанием, которое смогло вернуться к жизни, — если её существование так можно назвать, — благодаря Фриск. Они почти не общались, но девушка в какой-то момент смогла наладить контакт с Чарой и, как следствие, с Флауи. Она помнила их всегда, почти никогда не общалась с ними, но Фриск знала, что если ей потребуется помощь, — вернуть контроль над телом и придти в себя, — они помогут.
Удивительно, но, кажется, после перезапуска таки пятьдесят четвёртого или пятьдесят шестого… — а, не важно! — Флауи и Чара, которые были единственными, кто помнил именно сбросы, кроме неё, Фриск, сказали, что хотят уже положить конец перезапускам. И девушка была с ними согласна, но что она могла сделать? Что могли сделать они? Ничего! Они пытались что-то предпринять, испробовали многое, хотя и не общались — это просто нельзя было назвать общением, скорее обсуждением со стороны двух бывших врагов плана по освобождению. И ни один из них не удался.
Чара и Флауи обдумывали всевозможные решения уже который перезапуск — десятый. Хоть это Фриск удалось запомнить. У неё уже давно эти провалы в памяти — тяжело всё помнить, учитывая, что с начала падения в Подземелье ей было всего-то одиннадцать лет.
Тук-тук
Она повернулась на звук, приложила руку к двери и улыбнулась.
Уже боялась, что он не придёт.
— Кто там? — спросила девушка чуть хриплым голосом.
Она никогда не говорила ни с кем, кроме Ториэль — это было крайне редко, но бывало, — и кроме него — после каждого перезапуска она словно забывала его имя, хотя знала его — странное и необъяснимое чувство. Чара и Флауи — это два исключения из правил.
Не только его, но и имена всех жителей Подземелья словно стирались из её памяти, хотя такого, если верить словам Флауи и Чары, быть не должно.
Фриск спустилась сюда, к выходу из Руин, когда ей было всего двенадцать лет. Ториэль ей тогда вполне доверяла, чтобы оставить одну. И девушка впервые за этот перезапуск заговорила с кем-то, кроме её мамы. Пусть решительная и не помнила его имя и как он выглядит, — он словно был скрыт за дымкой густого тумана, — она всё равно любила его шутки, каждую редкую встречу с ним. Мама-коза не знала об этих разговорах, да и ей не надо было — это их маленький секрет.
— мешок.
— Какой мешок?
— мешок уставших костей, — она услышала, как он усмехнулся и, судя по звукам, глухо упал на землю. — и настолько уставший, что даже наплевать на воздух, пробирающий насквозь.
Она засмеялась. Фриск знала, что он отличный шут для неё, что он — ленивые кости, который всегда поднимет ей настроение плохими каламбурами.
Хотя, порой его шутки принимали весьма ироничные стороны. Слабый смешок у неё они могли вызвать, но не более — такие шутки девушка не особо любила.
— Выдался плохой день, Шутник? — она любила его так называть в ответ на её прозвище.
Послышался шорох, пару минут молчания, а после очередной стук.
— Кто там? — она улыбнулась.
Они встречались слишком редко, чтобы такого рода шутки могли надоесть.
Впрочем, возможно ли такое? Фриск могла бы с уверенностью ответить, что «Нет! Такого просто не может и быть!».
— нет, — она услышала в его голосе грустную нотку.
Улыбка невольно исчезла с лица девушки.
— Нет кого?
— нет надежды.
Она отвернулась от двери, поджала губы. И усмехнулась. Теперь её очередь.
Фриск поднялась с пола, легонько постучала маленьким кулачком в дверь. Рука полностью была скрыта за тонким рукавом полосатого свитера — мама связала ей его на её шестнадцатый день рождения. Это был синий свитер с фиолетовыми полосками, на левом плече была отличительная черта — знак Руин, что был и на одежде у Ториэль. Её странная одежда, как выразилась приёмная мать, была весьма ужасной, хотя Фриск долго сопротивлялась: девушке была удобна белая майка и свободные шорты, в которых она свалилась в Подземелье.
— кто там? — спросил голос с интересом.
— Есть.
— есть кто?