Я продолжал стоять. Вот сейчас Валя пройдет еще шагов пять до того дерева, повернется и пойдет мне навстречу. Сейчас…
— Да что ты, в самом деле, топчешься, как ребенок, потерявший няню. Говорят, пошли! Скучать не будешь. — Славка потянул меня за рукав и, не отпуская, пошел вперед.
«А, была не была! Прости меня, Валя».
И резко повернувшись, я почти побежал за Славкой.
Много дней потом ходил я совсем один по шумному городу. Одичал, не хотел никого видеть. В моей голове все перепуталось. Мысль о том, что я струсил и по своей вине потерял Валю, не давала покоя. Но пойти к ней так и не мог. Слабенькая была у меня душонка.
Теперь, спустя уже много лет, я думаю: «Может быть, в Вале я нашел бы точку опоры. Может быть, все давно ушло бы в прошлое. Может быть, я вернулся бы к честной жизни еще тогда». С тех пор я больше не встречал такой девушки.
Яхнов опять помолчал. Потом вздохнул и закончил:
— Вскоре при очередной краже я был задержан и осужден как Бутылкин Сидор Митрофанович. И хотя мне давно перевалило за восемнадцать, я все еще прикидывался малолетним, чтобы попасть в детскую колонию. Там, конечно, не дом отдыха, но все же она детская, и порядки другие.
— Скажите, Яхнов, после этого поражения вы не пытались еще раз победить свои дурные наклонности, начать работать?
— Пытался, — хмуро кивнул Яхнов. — И даже небезуспешно. Если бы я был не один, если бы у меня были друзья, как теперь…
Отбыв срок наказания, я решил вернуться в Казань и поступить на работу.
Меня все чаще и чаще одолевали мысли о настоящей, человеческой, честной жизни. «Покончу, хватит», — твердил я себе. В голове возникали разные планы. Но я еще не мог разобраться в себе. Даже дневник начал следующими словами:
«Долгие годы бесцельно болтаясь по улицам и тюремным заключениям, я прислушивался к своим тревогам. Что же меня гнетет? Почему в голове такой сумбур и беспорядок? Как разобраться в себе? Так ли я должен жить дальше? Разве я не рожден быть человеком?..»
В Казани я надеялся разыскать сестру, с которой потерял всякую связь еще шестнадцать лет тому назад. «Может быть, найду у нее на первое время уголок и хоть какую-нибудь поддержку», — думал я. Мне очень хотелось почувствовать над собой строгий надзор сестры, пожить у семейного очага.
По крохотной бумажонке, выданной мне в адресном бюро, я разыскал сестру. Зина со слезами бросилась обнимать меня.
— Володька, неужели ты жив? — повторяла она, не веря своим глазам.
И муж сестры, Валентин Петрович, и их сынишка с удивлением наблюдали эту встречу двух родных, но совсем разных людей.
До самой встречи я терялся в догадках, как отнесется сестра и ее семейство к моему появлению в доме. «Но теперь уж разлуке не бывать! — взволнованно думал я. — Хватит!»
Тяжко мне было, во все-таки я честно рассказал родным о себе, дал понять, что очень хочу встать на ноги.
— В то время, — усмехнулся Яхнов, перебив свой рассказ, — мое состояние можно было определить так: «Человек родился, товарищи! Помогите ему, малышу! Не то он вывалится из своей коляски. Не оставляйте его без внимания!» — и, согнав усмешку, уже серьезно продолжал:
— Я не мог не чувствовать, каким вниманием окружило меня семейство сестры. Валентин Петрович устроил меня на работу в Книготорг. «Пусть пока упаковщиком! Дальше будет видно», — думал я. В их тесной комнатке нашлось место и для моей раскладушки.
Чтобы не стеснять родных, я старался как можно раньше уходить из дома и позднее возвращаться.
Но до чего трудной казалась мне работа! И все из-за спины. Не сгибается ведь она, — пояснил Яхнов прокурору. — Еще несколько лет назад у меня обнаружили туберкулез позвоночника. Правда, меня лечили, но болезнь не проходила.
Так вот, по началу я не заметил, что Валентин Петрович дружит со стаканчиком. Думал, что все это делается из гостеприимства. Мне не хотелось отставать от хозяина: сегодня он, а завтра я покупал эту отраву.
Но однажды в полночь он ввалился в комнату пьяный и начал озорничать с приемником. Пустит на полную мощность, а потом настраивает на сплошной гул.
И мы, и соседи, словно по тревоге, были подняты на ноги. Сначала я вежливо попросил Валентина Петровича оставить эту ночную забаву. Никакого внимания!
— Уважайте себя и сестру, — убеждал я. — Неужели не обойдетесь сегодня без приемника? Ведь все уже спят.
— Ах ты, жулик несчастный! Хозяином стал в моей квартире? — вдруг закричал он. Налетел на меня, лежавшего на раскладушке, и несколько раз с силой ударил ногой.
Ошарашенный, я вскочил с постели. Нервы натянулись, как струны. Я замахнулся было табуреткой, но, взглянув на сестру, мигом овладел собой. Однако кулаком все же проехался, а потом отшвырнул пьяного от себя.