А что же с Тоней?
На фабрике многие спрашивали ее, долго ли она была знакома со своим женихом?
— Только один вечер, — краснея, отвечала девушка. — Но это послужит мне хорошим уроком…
Через некоторое время Орлов, он же Мосин, он же Крюков, он же Бородач, он же Кулаженков, был приговорен к длительному сроку лишения свободы.
ДОБРОЕ ИМЯ ВОССТАНОВЛЕНО
На улице было уже темно, настольная лампа в кабинете следователя ярко освещала раскрытый том уголовного дела. Над делом склонился следователь Малин.
Над чем задумался следователь в этот поздний час?
То ли совершено тяжкое преступление, то ли обстоятельства дела запутаны и неясны… Трудно пока сказать.
«Каковы приметы преступников? — спрашивает себя следователь. — Кто же в действительности совершил преступление?»
Больше всего беспокоят его именно эти вопросы, ибо материалы дела ясного ответа на них не дают.
И опять Малин все начинает сначала. Он мысленно рисует перед собой картину происшествия, пытается представить, как все произошло, какие причины привели к совершению преступления.
А что же произошло?
Все шло, отлично, пока Силин с друзьями сидел в залитом светом ресторане: настроение у всех было приподнятое, каждый рассказывал забавные истории из своей жизни. На столе в хрустальных фужерах искрилось жигулевское пиво…
— Однако пора домой, — заметил кто-то, взглянув на часы. Силин поднялся с места, невнятно проговорил: «Да, пора», и, неровно ступая, направился к выходу.
На улице ветер раскачивал уличные фонари. Силин шел, тихо напевая какую-то песню.
Улицы пустынны. Казалось, никого вокруг не видно. А вот уже и переулок, где он живет. До дому совсем близко.
Но что это? Спину вдруг словно бы обожгло горячим утюгом. Пытаясь рукой достать обожженное место, Силин обернулся. Он успел заметить три силуэта, торопливо шагавших в сторону трамвайной остановки… Потом все заволокло туманом.
Силина доставили в больницу, а о случившемся было сообщено в райотдел милиции.
В милиции приняли срочные меры к установлению личности преступников.
Долго длился допрос потерпевшего. То и дело дознаватель возвращался к важному для дознания вопросу: «Каковы приметы неизвестных преступников?»
— Скажу вам откровенно, — говорил потерпевший, — выпил я по случаю встречи с хорошим товарищем, которого давно не видел, а когда почти подошел уже к своему дому, меня неожиданно ранили. Кто — не рассмотрел. Больше не знаю ничего.
— Возможно, вы помните хотя бы одежду преступников, их рост, походку? — вновь спрашивает дознаватель.
Полулежа на больничной койке, Силин сосредоточенно напрягает память.
— Я только заметил, что все трое выше среднего роста. Двое из них были в черных костюмах, третий — в спортивной куртке. На всех черные кепки.
…В тот же вечер в кабинете начальника райотдела милиции собрались оперативные сотрудники, чтобы обсудить план расследования и индивидуальные задания.
Долгими казались им эти сентябрьские дни. Встречаясь по вечерам в отделе, сотрудники узнавали, что нового ничего пока нет. Досада отражалась на их лицах, ведь каждый из них работал напряженно…
Лишь на десятый день после случившегося участковый уполномоченный Леонов донес начальнику райотдела милиции письменным рапортом: из бесед ему стало известно, что в 21 час по улице Рабочая, где и был ранен Силин, проходили в нетрезвом состоянии Казанов, Карин и Соколов.
«Лиха беда начало», — подумал про себя начальник райотдела.
Теперь работа пошла более целеустремленно. Были допрошены Казанов, Карин и Соколов.
— Встретившись вечером 6 сентября с Кариным и Соколовым, — заявил на допросе Казанов, — мы выпили и в пьяном состоянии возвращались домой. На улице Рабочая повстречали какого-то незнакомого мужчину, который шел и покачивался. Пьяный задел Соколова, и между ними завязалась драка. Я видел, как Соколов каким-то блестящим предметом нанес удар пьяному, после чего мы разошлись по домам…
Допрос Казанова длился недолго, и его показания обрадовали многих. Еще бы! Дело, казалось, раскрыто.
Но Карин на допросе категорически отрицал встречу 6 сентября с Казановым и Соколовым. Тогда допросили Соколова.
— С Казановым и Кариным в тот день я не встречался, где они были и чем занимались, я не знаю, — заявил Соколов.
Ему было задано множество вопросов, но все ответы сводились к одному: он ничего не знает.
Жадно втягивая табачный дым, Соколов взволнованно перебирал в памяти события предшествующих дней; вдруг он облегченно вздохнул: