В процессе последующих допросов было неопровержимо доказано, что Соколов после 19 часов оставался в цехе.
А как же справка? Оказывается, ее выдали согласно табелю, где сверхурочные работы не регистрируются. Жаль, что кое-где так поспешно выдают справки!
Более четырех часов провел следователь на заводе.
«Что же дальше? — думал он. — Какие шаги предпринять, чтобы найти преступника? И почему Казанов так настойчиво утверждает, что преступление совершил Соколов?»
Малин решил еще раз изучить все материалы дела. Самому внимательному анализу были подвергнуты показания Казанова на допросе в милиции.
Рассказав о своих сомнениях прокурору района, следователь согласовал с ним план дальнейших действий.
— Сегодня же займусь Казановым, — сообщил Малин, уходя к себе.
— Это будет своевременно, — согласился прокурор. — Очень важно установить, где был в тот вечер сам Казанов.
— Николай Иванович, — позвонил следователь по телефону начальнику уголовного розыска, — прошу срочно обеспечить явку матери Казанова.
— Хорошо, — ответил Николай Иванович и, вздохнув, добавил: — Что-то долго ты возишься с этим делом.
— Надо разобраться, — улыбнулся следователь. — Надеюсь, что скоро доберусь до истины.
…Нервно перебирая дрожащими руками концы накинутого на плечи шерстяного платка, Казанова сидит перед Малиным.
«Что случилось, зачем меня вызвали?» — этот вопрос можно прочесть в ее глазах.
И, как будто угадав ее мысли, Малин говорит:
— Что это вы так беспокоитесь? Нас интересует немногое: как ведет себя ваш сын Николай? С кем он дружит?
— А что случилось с Николаем? — обеспокоенно произносит старушка.
— Ничего особенного. Вы мне назовите его товарищей, друзей, с кем он проводит время.
С ответом Казанова не спешит.
— Я, конечно, всех его товарищей не знаю, да и немало их, — говорит она. — А вот Сашу Воинова и Печнова Петра, что по соседству живут, знаю хорошо. Они ребята неплохие, и я не возражала против их дружбы. Но где был он вечером 6 сентября, с ними или один — сказать не могу. Просто не помню. Вы уж лучше Колю спросите, он скажет, врать он не обучен.
Друзей у Казанова оказалось действительно немало, но 6 сентября никто припомнить не мог. Один только Иванов Сергей после долгих раздумий вспомнил, что в какую-то субботу в начале сентября они с группой товарищей после работы подрядились разгружать овощи из вагонов на разъезде «Восстание». Однако точную дату назвать он не смог.
Следователь решил немедленно установить дату разгрузки овощей.
На разъезде овощных баз было много, и все — от разных организаций. Один за другим, как в строю, тянулись склады, до отказа забитые овощами.
Объяснив цель своего прихода на базу № 1, Малин попросил показать документы, надеясь в них найти ответ на интересующий его вопрос: когда, какого числа Иванов, Казанов и другие разгружали овощи.
Списков и различных ведомостей оказалось очень много. Одна за другой пестрели фамилии грузчиков, но сейчас следователя интересовало одно: 6 сентября, суббота, Казанов, Иванов… Нет, на этой базе таких фамилий не оказалось. Неудача постигла Малина и на других пяти базах. Перерыты сотни списков и ведомостей, а Казанова нет.
«Где же работали Иванов и Казанов?» — недоумевал следователь, просматривая документы на последней базе.
Казалось, что многочасовая кропотливая работа пропала даром. И только к концу проверки ему удалось установить, что документация на сентябрьскую выгрузку овощей сдана в центральную бухгалтерию треста столовых.
Не теряя ни минуты, Малин направился в бухгалтерию, где стал изучать обработанные документы.
Какова же была радость следователя, когда в одной из ведомостей на выдачу зарплаты за разгрузку овощей из вагона № 1401629 6 сентября он обнаружил фамилии Иванова и Казанова. Однако установить в бухгалтерии часы разгрузки не удалось — эти данные здесь не регистрировались.
На помощь следователю пришла железнодорожная документация, в которой фиксировалось время подачи вагонов под разгрузку и время ее окончания.
На запрос следователя начальник станции «Восстание» официально сообщил, что вагон № 1401629 был подан под разгрузку в 14 часов 6 сентября и разгружен в 00 часов 30 минут 7 сентября.
Облегченно вздохнув, следователь вернулся в свой кабинет. В прокуратуре уже никого из сотрудников не было.
Разбирая оставленную на столе секретарем почту, он сразу же обратил внимание на конверт со знакомым штампом: «Бюро судебномедицинской экспертизы».