— Долго это у них продолжается? — спросил он, не поднимая глаз.
— По–разному. Несколько часов — самое малое.
— А потом?
— Увезут тело для вскрытия и начнут всех опрашивать.
Стивен пометил карандашом место, где он остановился. Потом звучным, звенящим голосом, неожиданным у такого малорослого человека, прочел:
И в доме суета
Наутро после смерти.
Святейшее из дел,
Творимых на земле.[9]
— Да, — сказал Найджел. — Но там дальше говорится, что погребают любовь. Не подходит.
Немного погодя Стивен проворчал, словно разговаривая сам с собой:
— И что в ней было хорошего? Зубы лошадиные. Смех — как трещотка у футбольного болельщика. Рот огромный, а сердце малюсенькое. Но ведь стоило ей захотеть, любой мужчина за ней побежал бы, любой! Думаю, что сила ее была в цельности — в этой броне эгоизма без единой трещины, прямо–таки детского эгоизма, да, да, в нем была даже какая–то наивность. А наивность — самое жестокое и разрушительное оружие в мире. Конечно, была в ней и жизненная сила. Невероятная жизненная сила. На это пламя мошки так и летят.
— Наверно, в молодости она была сорванцом?
— Сорванцом? Да, пожалуй, вы правы.
— Но это не вяжется с тем, как она сама себя изображала: нежное, затравленное существо во власти пьяницы отца и распутной матери.
— Что–о? Это она вам рассказывала? Ну нет… — Лицо Стивена вдруг осветилось живым умом. — …Нет, это романтическая история, выдуманная, чтобы завлечь какого–нибудь неопытного, но рыцарственного юнца, да спасет его Бог!
— Ее родители вовсе не были…
— Да по мне, будь они хоть исчадиями ада в человеческом облике. Но ручаюсь, что в своей автобиографии она о них пишет иначе. Еще бы, она свой рынок знала. Почитатели Миллисент Майлз были бы крайне шокированы, если бы она публично оголила своих покойных родителей.
— Вы эту ее книгу читали?
— Не устоял, заглянул, чтобы сравнить подлинную Майлз, так сказать, с подарочным изданием. Но я… Какого черта?..
Протеру вздрогнул: окно вдруг раздвинулось, и в нем появилось остроносое бледное лицо инспектора Райта. Найджел представил их друг другу.
— Обычно эту комнату занимаете вы, сэр?
— Да.
— Вы можете мне сказать, когда это окно забивали гвоздями?
— Забивали гвоздями? То есть как? Насколько я знаю, его никогда не забивали гвоздями. — Тон у Стивена был раздраженный.
— Когда в последний раз его открывали?
— Господи, разве упомнишь? Вероятно, в пятницу после обеда. Да, по–моему, мисс Майлз открыла его во второй половине дня, чтобы о чем–то со мной поговорить.
— И вы бы, конечно, услышали стук молотка, если бы его забивали при вас?
— Полагаю, что да.
— А вы ушли в пятницу в котором часу?
— Сразу же после четверти шестого.
— Благодарю вас, сэр.
Инспектор Райт сделал знак Найджелу, и тот сразу же вышел к нему в соседнюю комнату. Тело мисс Майлз лежало на полу, покрытое макинтошем; полицейские в штатском, заполнив всю комнату, занимались каждый своим делом, прилежно, как дети, играющие в поиски клада. Шторы были подняты, окно распахнуто; трудно было отвести взгляд от кровавых пятен на полу, блестящих, ржаво–красных.
Инспектор Райт провел пальцем поперек горла от уха до уха:
— Убийство. Оружия нет. Ключ от двери исчез. Немножко погодя мы с вами побеседуем, мистер Стрейнджуэйз. Пока поглядите на эти дырки, они недавно сделаны. — Он показал на два отверстия в раме и колоде раздвижного окна. — Вбита скоба, чтобы запереть окно. Зачем?
Найджел давно привык к этому педагогическому приему Райта — задавать подчиненным вопросы, на которые сам знал ответ, дабы они — подчиненные — не дремали.
— Чтобы сюда не могли заглянуть в то время, когда совершалось убийство, — ответил он.
— Да? — Темные, пронзительные глаза инспектора словно ждали чего–то еще, пальцы его выбивали в воздухе дробь.
— А это позволяет предположить, — спокойно продолжал Найджел, — что убийство произошло либо в пятницу вечером, после того как Протеру ушел, но в здании могли находиться люди, либо в выходные дни, — тогда скоба была забита для того, чтобы все подумали, будто оно произошло в пятницу вечером.
— Недурно. Но зачем было вынимать скобу после того, как она выполнила свою роль?
— Это объясните мне вы, ваш черед, дружище.
— Очевидно, убийца полагал, что мы не заметим этих отверстий или не обратим на них внимания; это давало бы ему прекрасное алиби. Кто станет убивать женщину, когда в здании еще есть люди, которые могут зайти в соседнюю комнату и заглянуть в окно? Вот что он хотел нам внушить. Тогда мы решим, что дело произошло в выходные дни, которые он провел, без сомнения, далеко отсюда. Правильно?