Возможно, потому что я не выказал откровенной враждебности к миссис Шолто при нашей встрече у Чармиан, старой леди вдруг взбрело в голову пригласить нас с Хеленой на обед.
Она по-прежнему жила в своей квартирке в Кенсингтон-гарденс. Мы с Хеленой не были здесь с тех самых пор, как поссорились с миссис Шолто из-за Джонни Филда.
— Насколько я помню, — заметила Хелена, когда мы шли с ней по Кенсингтон-Гор, — в последний твой визит к ней ты, кажется, грозился подать в суд на старую чертовку за клевету. А теперь, расфрантившись, как идиоты, мы плетемся к ней в гости. — И Хелена искоса бросила на меня ехидный взгляд.
Я принялся рассуждать о том, что жизнь, в сущности, состоит из бесконечных уступок и компромиссов и поэтому нет смысла враждовать с теми, с кем по воле судьбы нам все равно приходится общаться.
— Да, от этого становишься желчной и несправедливой, — согласилась Хелена. — И все же я с удовольствием расцарапала бы в кровь хитрую кошачью мордочку этой почтенной дамы. Интересно, на какие средства она теперь существует?
Насколько я знал, миссис Шолто не была обеспеченным человеком. Все, что она имела, она в свое время вложила в доходные дома, но война нанесла такой ущерб жилому фонду столицы, что никакая правительственная компенсация не могла возместить вкладчикам понесенных убытков. Однако, войдя в ее квартирку, мы с Хеленой поняли, что миссис Шолто еще меньше, чем прежде, собиралась отказывать себе в чем то. Свою старую горничную она рассчитала, и дверь нам открыла молодая особа, тут же отправившаяся доложить о нашем приходе. До войны миссис Шолто сама встречала гостей.
— Леди Арчер и мистер Пикеринг! — на всю квартиру выкрикнула девица, должно быть, еще не привыкшая к своим новым обязанностям. Изобразив радостное удивление, миссис Шолто поднялась с кресла у окна.
Она относилась, как я подозреваю, к той решительной породе людей, которые, залезая в долги, не успокаиваются до тех пор, пока не доведут их до более или менее внушительной суммы. Маленькое скуластое лицо миссис Шолто сохранило еще следы былой миловидности, но складки у рта стали резче. В этот вечер она старалась быть олицетворением гостеприимства и светской любезности. Без умолку говорила о том, как мы должны самоотверженно переносить трудности и невзгоды, чтобы помочь нашей бедной стране, и тут же, забывшись, хвасталась, что нарочно жжет в неположенное время электричество в кухне, чтобы досадить «этому противному правительству». Во время обеда она ни словом не обмолвилась о Чармиан и заговорила о ней лишь тогда, когда обед был закончен и мы закурили. Старая леди, как ни странно, тоже пристрастилась к курению, хотя ей это совсем не шло и казалось, что, выкуривая сигарету, она отбывает тягостную повинность. Сигарета нелепо торчала, зажатая в углу крохотного рта; отчаянно вспыхивала и дымила, ибо миссис Шолто, должно быть, не умела затягиваться.
— Когда я нервничаю, это успокаивает, — пояснила она — Хотя мне очень хотелось бы, чтобы Чармиан бросила курить. Не думаю, чтобы ей это было сейчас полезно.
— Да, да, — подхватила Хелена, — я как раз собиралась поговорить с вами о Чармиан.
Меня с самого начала удивило, что Хелена согласилась принять приглашение миссис Шолто; теперь я с ужасом осознал, что она пришла сюда с определенной целью и никакая сила не заставит ее сейчас отказаться от своих намерений.
Миссис Шолто отложила сигарету и, бросив в рот кусочек сахару, громко разгрызла его.
— О, разумеется, — ответила она.
— Я мать Чармиан, — вдруг смущенно, словно оправдываясь, промолвила Хелена.
— О-о, — понимающе протянула миссис Шолто, — похоже, что разговор будет не из приятных. Клод, она не должна меня расстраивать, — обратилась она ко мне словно к старому другу, а затем ловко повернула разговор так, словно тоже разделяла вполне законную тревогу Хелены о Чармиан. — Какую мать не страшат первые роды дочери. Но доктор заверил меня, что Чармиан совершенно здорова…
— Конечно, здорова, и ее роды меня ничуть не пугают. Я совсем о другом.
Лицо миссис Шолто изобразило удивление.
— Разумеется, вы догадываетесь, миссис Шолто, о чем я хочу поговорить с вами? Речь пойдет об Эване, вернее, о его отношении к Чармиан. Он всегда вел себя возмутительнейшим образом, но сейчас просто нельзя допускать, чтобы он оставлял ее каждый вечер одну, заставлял страдать от того, что…
— Неужели все так ужасно? — тихо произнесла миссис Шолто, и в ее голосе послышались едва уловимые нотки иронии, а уголки прищуренных глаз совсем по-кошачьи опустились книзу.