— Черт возьми, он разбит. — По полу покатились шарики ртути. — Где-то должен быть другой. Неужели в доме только один термометр, Элла?
— Боюсь, что один, мистер Пикеринг.
— Надо сейчас же достать термометр.
Поручив Элле не отходить от Хелены, я быстро оделся, накинул пальто и побежал в аптеку на Кингс-роуд. Это заняло всего каких-то пятнадцать минут, но, когда я вернулся, вид у Эллы был еще более встревоженный. Она безуспешно пыталась приподнять Хелену повыше на подушках.
— Она так тяжело дышит, будто вот-вот задохнется. И говорит что-то неладное.
Я измерил Хелене температуру. Столбик ртути поднялся до сорока.
— Надо сейчас же вызвать врача, — сказал я. — Не отходите от нее, Элла, пока я не дозвонюсь к врачу.
— К черту ваших врачей! — вдруг с необъяснимой злостью воскликнула Хелена.
Макморроу, мой личный врач и приятель, приехал немедленно. Это был еще молодой симпатичный человек с живыми обезьяньими глазами. Он осмотрел Хелену.
— Что с ней, Макморроу?
— Знаете, Клод, думаю, надо отправить ее в больницу. Там больше возможностей помочь ей.
Хелена, которая, казалось, до этого воспринимала все с непонятным безразличием, вдруг встрепенулась, глотнула воздуху и посмотрела на меня полными ужаса глазами.
— Нет, нет, я не хочу. Стоит туда попасть, и уже не выберешься. — Но тут же взгляд ее снова потускнел, и громким, отчетливым голосом она вдруг произнесла: — Любишь кататься, люби и саночки возить.
— Не трогайте ее, Макморроу, — взмолился я. — Разве нельзя нанять сиделку? Я и Элла будем по очереди дежурить.
— Послушайте, Клод, — пристыдил меня Макморроу. — Ей-богу, сейчас не до споров, к тому же где вы в наше время найдете сиделку? Ее необходимо отправить в больницу. Она очень серьезно больна, черт возьми! — И, не желая больше со мной спорить, он пошел звонить по телефону.
Оставшись один с Хеленой, я вдруг почувствовал, как откуда-то из глубины во мне поднимается огромное темное чувство страха. И, пытаясь заглушить его, я вдруг набросился на больную Хелену:
— Вот видишь, что ты натворила! Все твой проклятый характер! Довела себя до белого каления, а потом выбежала на мороз. Так тебе и надо! Ведь ты сама этого хотела, да? Ну-ну, не спи! Слышишь, что я тебе говорю? Ты сама этого хотела?
Но Хелена что-то тихонько бормотала себе под нос и казалась вполне спокойной и довольной. Я так и не добился от нее ни слова, но когда в комнату снова вошел Макморроу, она вдруг громко и отчетливо произнесла:
— Хватит тебе и шести пенсов, разбойник.
Я посмотрел на Макморроу, у которого был тот бодрый и энергичный вид, который обычно принимают врачи в минуту серьезной опасности, если им удается одержать хотя бы незначительную победу.
— Вы должны поставить ее на ноги, Макморроу, обещайте мне это!
— Сейчас приедет санитарная машина. Я хотел бы дать кое-какие указания Элле. — И лишь после этого он ответил мне: — Кто знает? Может, удастся это сделать. Дай бог, чтобы удалось.
Глава вторая
Личная трагедия в ясный, погожий день кажется невозможной. Но в эту ненастную зиму я принял ее как неизбежное. В заснеженном, скованном холодом, лишенном света и тепла Лондоне, где тысячи людей, экономя электричество, коротали вечера в освещенных свечами кухнях в подвальных этажах домов, трагедии были почти обычным явлением. В первые несколько дней болезни Хелены мне казалось, что время остановилось, снег никогда не растает и мрак зимы навеки поглотил солнце, представлявшееся теперь чем-то вроде несбыточной мечты. Снедаемый тревогой за Хелену и обеспокоенный состоянием Чармиан, я не без страха стал задумываться и над собственным будущим.
В течение длительного времени я не то чтобы плыл по течению, ибо это означало бы хоть какую-то, пусть даже самую малую, активность. Нет, скорее я пребывал в подвешенном состоянии. Начало сдавать здоровье, и без того тощий, я в последнее время сильно похудел. Моя работа перестала интересовать меня, поэтому я обрадовался, когда Крендалл нашел мне место в одной из частных картинных галерей на Бонд-стрит — я всегда хотел поближе познакомиться с техникой продажи и коллекционирования картин, — и более чем скромное жалованье меня вполне устраивало. Я пополнил армию безвестных и не очень нужных людей, без перспектив и будущего, которые как бы примостились на краешке согретого солнцем камня, окруженного зыбучими песками.
Я ловил себя на том, что все чаше погружаюсь в мир воспоминаний, путаю действительность с вымыслом, а порой и вовсе забираюсь в дебри фантазии. Иногда я вел длинные беседы с Сесиль, каких не вел с ней при ее жизни, и без труда находил теперь нужные слова.