Брось кастет, урод, — рявкнул Максим, кинув взгляд на руку Шпиля. Подбежавшие парни, быстро оценив обстановку, подаются в стороны, вооружаясь битыми кирпичами и палками. Этого добра на пустыре с избытком. Только Мансуров стоит неподвижно, чуть приподняв кулаки. Ему дополнительное оружие не нужно.
Перетрусивший Шпиль, опускает руку и разжимает пальцы. Кастет глухо стукается о бревно и отлетает в сторону.
— Мужики, вы чего? Мужики, — растерянно бормочет Дубина, с ужасом смотря на ребят.
— Чего, чего, — усмехается Макс, подкидывая на ладони половинку кирпича, — жизни вас будем учить, раз по-хорошему не понимаете.
— Мужики в поле пашут, — добавляет Владимир, уже примериваясь к Дубине здоровенным дрыном.
— Подождите парни, — останавливаю ребят, готовых кинуться в драку и поворачиваюсь к опешившим гопникам.
— Давайте закончим эту историю. Раз и навсегда.
Шпана угрюмо молчит.
— У тебя ко мне были ко мне претензии? — обращаюсь к Шпилю. Гопник съеживается, голова вжимается в плечи.
— Решим их здесь и сейчас. Один на один.
Шпиль-младший трусливо отводит глаза.
— Понимаю, ты так не привык, — усмехаюсь я, с презрением смотря на перепуганного гопника, — Это слишком опасно. Хорошо, давай сделаем по-другому, как вы любите. Тебе ещё и Кузя поможет. Вы вдвоем, а я один. Парни вмешиваться не будут. Просто проследят, чтобы всё было подлянок.
— Леша, какого черта? — начинает возмущаться Максим. — Что за глупости?!
— Макс, не вмешивайся. И вы ребята — тоже. Это лучший вариант.
— Это дурость, — злобно отвечает Макс, — Ладно, поступай, как знаешь.
— А твои пацаны точно не встрянут? — уточнил оживившийся Кузя, разминая запястья.
— Точно, — успокоил я, — Но никакого оружия. Только руки, ноги и больше ничего. И одно важное условие — сейчас мы поставим большую и жирную точку, кто бы ни победил. Больше разборок не будет. Мы всё выясним здесь. Даете пацанское слово?
— Даем, — ухмыльнулся Кузя — Но и ты, если выгребешь, к нам никаких предъяв не лепи. Годится?
— Годится, — широко улыбаюсь гопникам. — Если выгребу. А ты, Шпиль, чего молчишь?
Гопнику ужасно не хочется драться. Но рядом друзья и опозориться он не желает. Поколебавшись, Шпиль кивает.
— А вы, пацаны, подтверждаете?
— Да, — выдыхает толстый, — подтверждаем.
— Согласен, — кивает повеселевший Дубина.
— А я никаких слов не даю, — сквозь зубы выплевывает Бык.
— А я от тебя и не требую, — широко улыбаюсь Антону, — Мы с тобой чуть попозже поговорим, всё обсудим, после того, как с этими разберусь.
— Ладно, давай начнём, — в центр поляны, вышел напрягшийся Кузя, за ним — ставший чуть сзади хмурый Шпиль.
— Давай, — кивнул я, и сделал шаг вперед.
22–23 ноября 1978 года
Кузя с кривой ухмылкой неторопливо двинулся ко мне, подняв руки в подобие боксерской стойки. Шпиль-младший осторожно смещается влево, пробуя обойти с другой стороны. А я сдвигаюсь вправо так, чтобы сявки оказались передо мною на одной линии, и не смогли напасть одновременно. И сразу же атакую. Внутренним ребром стопы на выдохе пробиваю под колено Кузе, выбивая ногу в сторону. Гопник шатнулся, теряя равновесие и второй удар — прямой правой с глухим стуком смачно врезается в бороду. Кузя закатывает глаза, и подрубленным деревом падает лицом вниз, гулко шлепаясь о землю.
Подскочивший Шпиль, меняется в лице, и испуганно отпрыгивает назад.
— Ну что же ты, Толик, скачешь как кенгуру? — ласково спрашиваю у гопника. — Ты же меня вроде бить собрался. Штанишки не обмочил, боец?
Шпиль-младший, стараясь не встречаться со мною взглядом, медленно отступает.
— Что, опять нечестно? Ты же один остался, — глумлюсь я. — Может кого-то ещё на подмогу позвать? Чтобы кодлой налетели, как вы любите. Продолжать будем, или тебе срочно надо брюки постирать?
Шпиль решается, и резко кидается вперед. Нырком ухожу от размашистого корявого бокового, и кидаю короткий левый апперкот по печени. Так чтобы не вырубить, а причинить боль. Тело Толи содрогается от удара. Он отступает, скрючившись, и схватившись рукой за печень. Лицо гопника кривится в страдальческой гримасе.
— Ничего, Толик, я подожду, пока ты оклемаешься, — дружелюбно сообщаю, глухо постанывающему сявке. — А потом продолжим.
Шпиль, продолжая стонать, делает шаг назад. Перехватываю его быстрый взгляд на камень, лежащий на краю полянки.
— Ну что же ты, Толя, таким размазней оказался? — провоцируя гопника, делаю шаг вперед. Охающий Шпиль вдруг замолчал, и неожиданно для большинства присутствующих, метнулся к камню.
Но я уже был готов, и когда его пятерня сомкнулась на булыжнике, каблук туфли резко опустился сверху, с громким хрустом ломая пальцы.
— Оу, ау, ооо, — заскулил Толик, баюкая руку с торчащими под неестественными углами указательным, средним и безымянным пальцами.
— Вот тебе и оу, ау, ооо, — мой голос издевательски печален. — А как перед дружками выпендривался. Оказывается, что без численного преимущества и любимого кастета, ты просто убогое плачущее чмо.
— Леша, хватит, пожалуйста, — крикнула Аня.
— Уродов надо учить, — твердо ответил я, — По-другому, они, к сожалению, не понимают. Сейчас по рогам получат и потом другим людям жизнь портить не будут.
Когда Шпиль начинает подниматься, делаю угрожающее движение рукой. Толик отшатывается, спотыкается об злосчастный булыжник и падает навзничь, сворачиваясь в клубок и прикрывая лицо здоровой рукой.
— Не надо, пожалуйста, — жалобно мычит он.
— Леша, перестань, — снова подает голос подруга. — Хватит.
— Тьфу, — с презрением сплевываю я. — Такую мерзость даже бить западло.
Поворачиваюсь к девушке.
— Ань, да я его больше трогать не собирался. Просто, как подумал, что эта сволочь была готова тебя кастетом ударить, захотелось ему пальцы на другой руке поломать.
Пинком отшвыриваю булыжник подальше, от скулящего Шпиля-младшего. Подхожу к напрягшемуся Быку.
— Отойдем?
Быков кивает.
Мы отходим от ребят на десяток метров.
— Антон, я не хочу тебя сейчас бить. Просто потому, что ты заступился за Аню. Но если у тебя остались ко мне какие-то вопросы, можешь в любой момент зайти в клуб, наденем перчатки и разберемся по-мужски один на один. Мы на вас не похожи, поэтому никто вмешиваться не будет. Можешь даже друзей с собой взять. Но пойми одну вещь. Кулаками ты ничего не достигнешь и не докажешь, при любом исходе поединка. Слабого сможешь поломать и заставить отказаться от Ани. Но при этом сам к ней ни на шаг не приблизишься. Как она тебя презирала, так и будет презирать. А после такого — ещё больше. Сильный, даже если проиграет в драке, все равно останется с ней. У тебя нет никаких шансов. И не потому, что Аня общается со мной. Просто нормальных девушек воротит от шпаны и блатной романтики. Подумай об этом.
Бык, насупившись, молчит.
Кузя наконец начинает подавать признаки жизни, постанывать и шевелиться. Толстый и Дубина срываются с места, помогают товарищу подняться. У гопника подкашиваются и заплетаются ноги. Друзья, поддерживая пострадавшего за руки, усаживают находящего в состоянии грогги Кузю на бревно.
Я поворачиваюсь к товарищам.
— Пойдемте ребята. Тут делать больше нечего. Мы всё решили. Правда?
Смотрю на гопников. Дубина и толстый поспешно кивают. Кузя ошеломленно трясет башкой, и пучит глаза. Похоже, он ещё «не вернулся на грешную землю». Антон, как и раньше, предпочитает промолчать.
— Этим добавлять не будем? — тихо спрашивает подошедший сзади Тимур. — Для профилактики и чтобы в будущем не возникало подобных мыслей.
— Не стоит, — обвожу внимательным взглядом испуганных гопников.
— Леш, может, парню помощь требуется? — зеленоглазка обеспокоенно косится на Кузю, держащегося обеими руками за голову.
— Друзья помогут, — отмахиваюсь я. — Извини, конечно, но я к нему в сестры милосердия не нанимался. Три здоровых лба могут довести его до дома или в ближайшую клинику. Но я думаю, сам оклемается. Он уже приходит в себя.
Аня хочет что-то сказать, пристально смотрит на меня, потом на Кузю, и передумывает. Молча берет меня под руку. Мы потянулись вслед за шагающими спереди ребятами, оставив сявок на пустыре сзади.