Услышав подозрительный хруст веток, милиционеры начали оборачиваться. Совсем расслабились, мышей не ловят на работе.
Удар в голову старшины был настолько стремительным и неожиданным, что я его не увидел. Только услышал глухой звук, увидел, как отлетела в сторону фуражка, заплясал луч кувыркающегося в воздухе фонарика, и мотнулась голова милиционера, начавшего падать навзничь лицом вниз. И сразу же атаковал сержанта. Резкий удар по запястью сверху вниз и пистолет вылетает из рук ошалевшего мента. Короткий хлесткий тычок основанием ладони под подбородок, и сержант, всхлипнув, улетает спиной вперед прямо в заросли колючих веток куста, вдогонку получая левый боковой по челюсти.
Не удерживаю равновесие и по инерции приземляюсь прямо на бесчувственную тушку сержанта. Хорошо, что он послужил первопроходцем и обломал своей широкой спиной ветки кустов. Поднимаюсь и оглядываюсь. Старшина и водитель в глубоком ауте. Андрей Иванович, Зорин и присоединившийся к ним Мальцев уже в перчатках. Они деловито связывают руки за спиной вырубленным милиционерам. Через открытую переднюю дверь видно вырванное с корнем «гнездо» рации. Я лихорадочно вытаскиваю свою пару перчаток и натягиваю на руки.
Хватаю лежащего сержанта за шиворот. Тяжелый зараза, раскормил пузо на службе, которая, как в песне поется: «опасна и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна». С усилием подтаскиваю милиционера к машине, помогаю его «упаковать» и затащить в "УАЗ" к остальным ментам. Подбираем и разряжаем стволы, патроны высыпаем из магазинов на пол «бобика», а «макаровы», Андрей Иванович закидывает под сиденья.
— Вроде все живы и относительно здоровы, — отмечает Игорь Семенович, забросив сержанта на заднее сиденье.
— Тогда валим отсюда, — командует капитан. — И чем быстрее, тем лучше. Сначала вы.
ГРУшник передает ключи Мальцеву. Мы несемся к черной "двойке" и быстро рассаживаемся в машине, забросив сумки в багажник.
Через пару десятков секунд к нам присоединяются ГРУшник и наставник со своей сумкой.
За руль прыгает Андрей Иванович, сразу же вставивший и повернувший ключ в замке зажигания. Машина начинает трястись, заводясь.
— Поехали.
«ВАЗ» резко разворачивается и срывается с места, презрительно обдавая милицейский «бобик» клубами дыма. Через минуту мы выезжаем на ночную трассу. Машин мало и наш автомобиль бодро несется к пансионату, оставляя в прошлом связанную Берту и бесчувственные тушки вырубленных ППСников.
29 ноября 1978 года. 17:30. Кремль. Кабинет Андропова
— Юрий Владимирович, товарищ Горбачев пришёл и находится в приемной, — информировал председателя КГБ сухой голос секретарши.
— Хорошо, пусть заходит через три минуты, — также официально ответил Андропов. Глухо клацнула о рычаг, положенная трубка внутреннего телефона. Андропов отошёл от компактного столика с пятью телефонами и большой белой панелью правительственной связи. Задернул золотистые шторки, закрывая от посторонних глаз карту с повешенными на неё флажками, подобрал листы с отсчетом о проделанной работе начальника 5-го управления Бобкова, спрятал их в ящике стола. Подошел к небольшой тумбе с выставленной на ней бюстом Дзержинского, прищурившись, посмотрел на строгое лицо первого председателя ВЧК, и задумчиво почесал подбородок.
От раздумий Юрия Владимировича отвлек деликатный стук в дверь.
— Можно? — в кабинет робко заглянул Горбачев. Юрий Владимирович, будучи опытным аппаратчиком, видел всякое. Но даже он невольно поразился переменам, произошедшим с первым секретарем Ставропольского крайкома.
Энергичное лицо Михаила Сергеевича осунулось и покрылось нездоровой серой бледностью, обычно гордо развернутые плечи поникли, заставив фигуру обреченно ссутулиться. И сам бодрый и сияющий оптимизмом, холеный и уверенный Горбачев в одно мгновение превратился в жалкого, побитого жизнью неудачника.
— Проходи, Миша, присаживайся, — приглашающе махнул рукой Андропов, с сочувствием смотря на подавленного товарища. — У нас с тобой будет долгий и очень интересный разговор.
29 ноября- 1 декабря 1978 года (Продолжение)
29 ноября 1978 года. Кремль. Кабинет Андропова 17:35
Михаил Сергеевич аккуратно устроился на краю стула, преданно глядя на Андропова. Председатель КГБ еле заметно усмехнулся уголками губ, но сразу же принял невозмутимый вид.
— Сначала скажи мне, Миша, что у тебя в Ставрополье происходит? — вкрадчиво поинтересовался Андропов.
— Да мы с Раисой Максимовной сами не понимаем, — виновато развел руками Горбачев. — Вроде всё в порядке было, вы же сами знаете, Юрий Владимирович. 17 сентября мы с вами общались с Леонидом Ильичем и Константином Устиновичем. Пришли, так сказать, к полному консенсусу. Моё выдвижение в секретари ЦК КПСС было делом решенным. И тут такое. Константин Устинович мне сказал, что меня выдвигать не будут. Раиса Максимовна очень расстроилась. А потом в крайком приходит письмо от ЦК КПСС, подписанное Брежневым, с требованием отправить меня в отпуск с поста первого секретаря крайкома, до окончания, цитирую, «служебной проверки, инициированной Комитетом партийного контроля с участием уполномоченных сотрудников Главного следственного управления МВД». Я позвонил Михаилу Андреевичу, он трубку не берет. Связался с Романовым. Григорий Васильевич посоветовал обратиться напрямую к Пельше и всё узнать. Как мне с ним разговаривать? Он же робот какой-то. Ничего человеческого. А потом целая бригада следователей и оперов Щелокова высадилась. Я в отпуске, так они по крайкому ходят, документы изымают, по области ездят. Меня пару раз допрашивали. Никакого уважения, как будто в 37-ой на допрос в НКВД попал. Архаровцы какие-то. Глаза холодные, вопросы не задают, а цедят презрительно сквозь зубы, — пожаловался Горбачев.
И немного помолчав, добавил: — Такое ощущение, Юрий Владимирович, что копают против меня, очень глубоко.
— Ты прав, Миша, копают, — согласился Андропов, спокойно смотря на товарища сквозь прозрачные стекла очков.
— Это произвол какой-то! — вскинулся Михаил Сергеевич. Лысина с черной кляксой возмущенно заалела.
— Миша, ты не на митинге, — усмехнулся председатель КГБ. — И не на допросе. Тон потише сделай.
— Извините, Юрий Владимирович, — сдулся Горбачев. — Разнервничался сильно.
Несколько секунд помолчали.
— И все-таки, по какому праву? — уже гораздо тише и спокойнее продолжил Михаил Сергеевич. — Это недопустимо. И Раиса Максимовна тоже…
— По какому праву, спрашиваешь? — перебил секретаря крайкома Андропов.
Пятнистый обиженно насупился.
Юрий Владимирович прищурился, глянул на Горбачева поверх очков.
— А по очень простому, Миша. По праву сильного. Ты видимо кого-то серьезно достал. Подозреваю, что Щелокова и ещё некоторых товарищей из ЦК КПСС. Черненко и его зам. Боголюбов очень тобою недовольны. А Пельше, после свадьбы Ирины, вообще возмущен. Он как узнал, что она проводилась за государственный счет, а спиртное готовили по специальному заказу в лаборатории ликеро-водочного завода, начал руками махать и слюной брызгать. Мол, Горбачев совсем обуржуазился, страх и совесть потерял, таким не то что на руководящих должностях, а вообще в партии не место. Это я тебе его слова цитирую. Мы с Михаилом Андреевичем его долго успокаивали и еле уговорили, чтобы ты возместил стоимость спиртного и на этом закрыть дело. Помнишь, Миша?
— Помню, — пробурчал Горбачев, отводя глаза. — Решили же всё вроде, товарищи сказали оплатить, я оплатил.
— Да нет, Миша, не решили, — вкрадчивый голос председателя КГБ заставил Пятнистого вздрогнуть, — Только тебя из этого залёта вытащили, так ты в новый умудрился вляпаться. И на этот раз всё намного серьезнее. Доказательства против тебя не просто железные — железобетонные. И здесь, что-либо изменить и помочь тебе будет намного труднее. Поэтому и Суслов трубку не берет. Он просто не знает, что можно сделать в такой ситуации. А своя рубашка ближе к телу. Его другие товарищи с Политбюро не поймут, если он начнёт защищать расхитителя, взяточника и коррупционера.