Да, представить можно, как назавтра штурмовалась в городишке касса шапито. Билеты продавались втридорога. Все, наверное, только и ждали той обещанной встречи, жаждали увидеть, как будет наказана несправедливость. А такого типа заманивания у циркачей были еще хитрее. Поединок заканчивался вничью. Рассерженный тем, что ему, асу, не удалось совладать с каким-то безвестным артельщиком, чемпион, покидая ковер, осыпал соперника обидными словами и угрозами: мол, он в следующий раз рассчитается с негодяем. А галерка кричала: «Не бойсь, Петро! Ты ему сам всыплешь! Пусть знает наших!»
— А если выйдет настоящий силач, а не подсадная утка? — перебивает Мазура Саша Медведь.
— То другое дело. Для этого у каждой труппы свой Яшка был. И мне приходилось такую роль играть. С виду ты вроде слабее всех. И одолеть тебя может всякий. Только тут хитрость. Самого юркого паренька тренировали. Директор цирка заявлял: пускай этот самый силач со слабеньким Яшкой повозится, а то чемпион руки-ноги может повывертывать. Ну а Яшка свое дело туго знал. Он за это немалые деньги получал.
Беседа заходит за полночь. А я понимаю своих товарищей: борьбу, совсем недавно считавшуюся первой забавой в народе, теперь оттеснили в сторону футбол и хоккей, фигурное катание и гимнастика. А ведь вот оно было совсем недавно. То время совсем рядом. И рассказывает Александр Григорьевич самую настоящую быль, быть может, чуть-чуть приукрашивая детали или вменяя имена. Его друзья еще живы. Они нет-нет да и приходят к нам посмотреть на соревнования.
— Намутили вы воды с вашим цирком, — неожиданно разбивая благодушное настроение, говорит Мазуру тренер. — У профессионалов и «герои», и «злодеи» свои были, и «дурачки», и «студенты-интеллигенты». Каждый знал, на какой минуте, каким приемом прижимать лопатками к ковру соперника. Народу голову дурили, за деньгами гнались. Вот теперь и растеряли все. Нет былого интереса к борьбе.
— Э, нет! — Мазур даже привстает с кровати. Стул скрипит под ним, не выдерживая тяжести, поэтому он уселся поперек Лехиной кровати. — Ты слушай! Мы уедем, а в городке или поселке хлопцы все наши приемы отрабатывают. Сколько всяких кружков и секций пооткрывалось из-за профессионалов. Попробуй своих хлопчиков заставь сейчас пятак пальцами согнуть или балку швелерную на своем горбу, а Иван Заикин делал это на глазах у всех. Мы и гирями по утрам. крестились. У тебя кто один-два пуда продержит на прямых руках? А я, хоть старый, всем твоим покажу, как это делается.
Говорить начинают все, стараясь перекричать друг друга. Дверь открывается. На пороге — начальник команды. И хотя он произносит всего лишь «Так-так!», силясь пересчитать всех нарушителей режима, спор умолкает.
— Мы вас, товарищ Мазур, для передачи опыта пригласили. Опыта, понимаете! Всем разойтись по местам. Проверю каждого, по две контрольные схватки на завтра назначаю.
— Что ж так, — бурчит Сергей Андреевич. — Живого мамонта увидели, вот и не отпускают.
— Погоди, Андреич, завтра мы и с тобою сделаем контрольную прикидку. Тогда за мамонта прощения попросишь.
Мазур первым выходит из комнаты. Расходятся остальные тихо, на цыпочках.
— Откроем окно? — спрашивает Леонид.
— Повесь на подоконник трико, не успел его просушить, — прошу я товарища. — Утром успеет на солнышке прокалиться.
— Напортили нам циркачи, — не то утверждая, не то спрашивая, говорит Колесник. — Представляешь, смотрели люди на показуху, привыкли к отрепетированному спектаклю… Да если какого папашу, который лет сорок уже на соревнования борцов не ходил, сейчас к нам пригласить! Он же не поймет. Это ж почти что высшая математика. При этом Леонид делает круглые глаза, их округленность убеждала и меня: действительно, интегральное исчисление. Леня лег, натянув лишь простыню.
Через окно волнами вливается запах глицинии. Ее кисти свисают с верхнего балкона. Запах терпок и густ.
— На тебя еще можно смотреть. Ну а как объяснить людям, что сорокавосьмикилограммовый «мухач» тоже богатырь земли русской? — говорит Колесник.
— Конечно, — пытался я утихомирить товарища. — В цирк шли просто поглазеть на гигантов. Но мы-то нашли решение. У тебя 68, у меня 105 килограммов. Но и ты, и я можем мечтать о звании чемпиона мира. — Ленька молчит, насупившись. — Был интерес к борьбе, был, — продолжаю я. — Так, может, оттого, что тогда не было горных лыж, картинга, футбола, телевизора, кафе и круизов вокруг Европы? Много чего не было, вот и томился народ со скуки в шапито. Но, надо признать, умели они себя подать: парад-алле, оркестр туш играет, шпрехшталмейстер каждый номер объявляет, каждому борцу характеристику забористую дает. Ритуал придумали — пальчики оближешь. Вот у боксеров…