Сары с хмурым видом ответил:
— Верно говоришь, бай-ага! Таким людям, как вы, налоги — не в тяжесть. У вас для зерна, пожалуй, и верно, мешков не хватит. Потому не хватит, что зерно тех, кто нашел бы ему место, дождем посыплется в ваши чувалы. Но дело в бедном дейханине. Он, сколько ни трудится, сколько ни терпит, все равно к концу года голоден...
Покги Вала поморгал глазами, нагнувшись, торопливо выплюнул табак и загорячился:
— Вот увидишь, вот увидишь! Разве не такие слова сеют раздор в народе?
Халназар-баю и самому хотелось резко осадить Сары, но слова Покги напоминали ему прежние распри, от которых он столько натерпелся.
В прошлом году при разделе земли начались разногласия. Встал вопрос о смене старшины. Теперешний старшина Бабахан, Покги Вала, Халназар-бай и другие, объединившись, подали жалобу на прежнего старшину. Тот происходил из крупного, зажиточного рода и в свою очередь тоже подал жалобу. Началась тяжба, каждая сторона старалась заручиться покровительством начальства. Небольшой группе Халназара с помощью торговцев и грамотных людей, знавших русский язык, удалось перетянуть на свою сторону уездного начальника — полковника. Другая сторона через главного переводчика уездного управления добилась поддержки со стороны помощника начальника уезда. Расходам на всякого рода подношения не было конца, — обе стороны продавали паи на воду и на вырученные деньги покупали для подарков дорогие ковры. Несколько раз назначались выборы, но всегда под каким-нибудь предлогом откладывались. Распри разгорались, главари шли на все, чтобы разжечь родовую вражду. Дело дошло до того, что даже бедная часть дейханства, обычно равнодушная к выборам старшины, разделилась на два враждебных лагеря.
На выборы в аул приехал сам полковник. Выборщики разделились: одна группа стояла за прежнего старшину, другая, во главе с Халназаром, выдвигала Бабахана. Даже слепому было ясно, что группа Халназара недостаточно многочисленна, чтобы одержать верх над своими противниками. Но полковник решил сам подсчитать голоса. Он велел прогнать перед собой людей, как стада баранов. Когда проходили сторонники прежнего старшины, полковник не принимал в счет малорослых парней, как несовершеннолетних, стариков, как выбывших из строя, а людей с больными глазами, хромых, имевших еще какой-нибудь физический недостаток, считал двоих за одного. Закончив подсчет, он объявил: «Четыреста тридцать три!» А когда проходили сторонники Бабахана, считал быстро, одну группу заставил пройти дважды, потом громко сказал:
— Четыреста семьдесят пять! Большинство на стороне Бабахана, и должность арчина переходит к нему!
Сторонники прежнего старшины подняли крик:
— Как это большинство у Бабахана, когда нас вдвое больше?
— Это подлог!
— Пусть он только попробует стать арчином!
— Не дадим нарушать обычая!
— Если на то пошло, то арчинство надо разделить пополам!
— Баяр-ага, мы не согласны! Считай еще раз!
Полковник, видя, что положение становится серьезным, бросился к дому, под защиту своих джигитов. Поднялись крики: «Не пускай баяра!», «Держи его!». Некоторые бросились на Бабахана и его покровителей. Бабахан успел присоединиться к полковнику и вместе с ним вошел в дом, но Покги Вала был изрядно побит. И Халназар получил не один удар плетью. Джигиты бросились с нагайками на сторонников прежнего старшины. А бляху старшины как дал полковник Бабахану, так она у него и осталась.
Вспомнив все это, а главное, огромные расходы на взятки и подарки, Халназар стал думать: как же ему ответить Сары?
Тут на помощь пришел Нобат-бай. Он нашел слово, которое понравилось Халназару:
— Сары, ты послушай. Например, дело и долг каждого подданного исполнять повеления царя. Например, на коней, которые теперь уйдут от нас, сядут наши же джигиты. Ведь не можем мы оставить пешими наших джигитов, добывающих себе славу на германской войне? Не забывай, что на фронте есть и наш конный полк! Один из сидящих откликнулся:
— Нобат-мираб правильно говорит!
В это время, звеня серебром украшений, в кибитку вошла молодая жена арчина с целой выпечкой чуреков и поклонилась гостям. Халназар тотчас же обратился к ней со словами обычного приветствия:
— Айнабат, здорова ли ты, все ли благополучно в твоем доме?
— Благодарение богу, он милостлив, — тихим голосом ответила Айнабат.
Поставив поднос с чуреками на пол, она разостлала скатерть и стала раскладывать чуреки перед сидящими. Борык на ее голове сверкал золотом узоров. Всякий раз, как она наклонялась, серебряные подвески борыка и маленькие бубенчики на концах длинных кос тихо позванивали, шумело новое шелковое платье. Некоторые невольно заглядывались на хозяйку, но чуреки привлекали еще больше. Голод уже давал себя знать. Запах горячего пшеничного хлеба щекотал ноздри, все жмурились, предвкушая обильную трапезу. А между тем спор неожиданно разгорелся с новой силой.